Страница 1 из 18

Рассказы о евреях - знаменитых и не очень.

СообщениеДобавлено: 23 дек 2009, 01:04
Сан Саныч
Борис Михайлович Сичкин
(15 августа 1922 — 21 марта 2002)
советский киноактёр, танцор, хореограф, мастер разговорного жанра, композитор.

Изображение

Родился в Киеве, в семье еврея-сапожника, умершего, когда мальчику было 4 года. Старший брат обучил Борю танцам, и выступления он, по собственным воспоминаниям, начал на Еврейском базаре перед собиравшимися там уголовниками. После побега из дома был исключен из школы.
В 1937—1941 учился в Киевском хореографическом училище, одновременно танцевал в Ансамбле народного танца УССР. С 15 июня 1941 года в составе Ансамбля песни и пляски Киевского военного округа. Участник Великой Отечественной войны. В 1941—1946 — во фронтовом ансамбле, в 1947—1948 солист Ансамбля песни и пляски Советской Армии им. А. В. Александрова, в 1948—1966 артист Москонцерта.

С 1955 работал в ансамбле литературной и театральной пародии «Синяя птичка» под рук. В. Ю. Драгунского, исполнял интермедии, был автором текстов, балетмейстером. Участвовал в работе «закулисного» театра «Крошка» (ЦДРИ), джаз-оркестра Эдди Рознера. Балетмейстер многих эстрадных номеров и программ, в том числе танцевальной сценки "Прибыл на каникулы", программ "Невероятно, но факт", "И смех и грех", "30 лет спустя" для джаза Л.О.Утесова, "Я иду, шагаю по Баку" (1968) и др. Как танцовщик отличался пластичностью и буффонадной легкостью. Балетмейстер ряда драматических спектаклей: "Свадебное путешествие" (1954), "Красные дьяволята" (1961), "Проснись и пой" (1970).

Славу ему принесла роль куплетиста Бубы Касторского в фильмах про неуловимых мстителей. Снимался также в фильмах "Неисправимый лгун", "Повар и певица" и др.

В 1973 в Тамбове был посажен в тюрьму по обвинению в хищении государственного имущества в крупных размерах. Через год был освобождён. Следствие продолжалось ещё несколько лет. В конце-концов Борис Сичкин был окончательно оправдан.

В 1979 уехал в США, снимался в Голливуде. Работал в нью-йоркской газете на русском языке «Русский Базар». Среди ролей: повар ("Свит Лорейн", 1986), рабочий-слесарь ("Суперинтендант", 1989), Брежнев ("Последние дни", 1989; "Никсон", 1995). Последние годы он провел в доме для семей с невысокими доходами в нью-йоркском районе Квинс.

В 1994 впервые после эмиграции приехал в Россию.

Умер 21 марта 2002 года от инфаркта в своей квартире в Нью-Йорке. Вскоре по желанию его жены прах Бориса Сичкина был извлечён из могилы и кремирован, а урна перевезена в Москву и 6 лет хранилась у друзей семьи Сичкиных. Лишь 18 апреля 2008 года прах был захоронен. Прощание прошло в Доме кино, а затем урна с прахом была помещена в колумбарий Ваганьковского кладбища.

Автор автобиографических книг: "Я из Одессы! Здрасьте!" и "Мы смеемся, чтобы не сойти с ума".

Несколько отрывков из второй книги - в "Библиотеке" - "Читальный зал":
viewtopic.php?f=93&t=209

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 23 дек 2009, 08:26
Бурбаки
Это всё очень интересно, и знаю его, и нравится. Но что ты хотел сказать напоминанием о нём? В связи с выборами?

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 02 янв 2010, 08:59
Сан Саныч
К 150-летию со дня рождения Лазаря Марковича Заменгофа (1859-1917).


Памятники доктору Заменгофу стоят во многих странах, жители разных городов считают его своим земляком, в том числе и два города в Литве - Каунас и Вейсеяй. Один из домов в старом Ковно принадлежал когда-то Александру Зильбернику, куда Заменгоф приезжал вместе с женой Кларой, дочерью хозяина дома.
Спустя многие годы, учась в Москве, я писала маме и брату письма на адрес: Каунас, улица Заменгофа, 5, потому что они жили именно в этом доме, но всему свое время…

Изображение Изображение Изображение

В 1858 году в Белостоке, расположенном в северо-восточной части Польши, около границы с Белоруссией, встретились молодой учитель Марк Заменгоф, ему шел 21-й год, и 18-летняя Розалия Софер. Они полюбили друг друга, поженились, а через год, 15 декабря 1859-го, родился их первенец, которого записали как Элиэзер, на идише это Лейзер. Впоследствии в России его звали Лазарь Маркович, но в энциклопедиях всего мира он известен как создатель международного языка эсперанто Людвик Лазарус Заменгоф, хотя на его могиле запись сделана в другом порядке: Lazaro Ludoviko Zamenhof (на эсперанто).

Всего в этой семье было девять детей, но самым знаменитым стал именно Элиэзер. Второе имя Людовик, или Людвик, он добавил себе во время учебы в Московском университете в честь Фрэнсиса Лодвика, голландского лингвиста (Francis Lodwick или Lodowick,1619-1694), но использовать стал много позднее, в 1901-м.

О том, какую важную роль в становлении языка эсперанто сыграл именно небольшой городок Белосток (по-польски Bialystok, тогда он входил в состав Российской империи), Заменгоф писал так:
Место, где я родился и провёл детство, дало направление всей моей дальнейшей деятельности. Население в Белостоке составляют русские, поляки, немцы и евреи. Все они говорят на своём языке и враждебно относятся друг к другу. В этом городе сильнее, чем где-либо ещё, впечатлительная натура ощущает силу языкового разделения и убеждается на каждом шагу, что различие языков есть единственная или, по крайней мере, главная причина разобщения человеческой семьи на враждебные друг другу части. Воспитанный идеалистически и привыкший сознавать, что все люди — братья, я постоянно, на улице, во дворе, везде, на каждом шагу ощущал, что человек сам по себе как бы не существует, а есть только русские, поляки, немцы, евреи и другие. Это всегда мучило мою детскую душу, хотя у многих может вызвать улыбку эта “боль за весь мир”. Мне тогда казалось, что взрослые люди обладают неким всемогуществом, и я повторял себе, что когда вырасту, то непременно уничтожу это зло.
В 1865 году Заменгоф поступает в начальную 4-годичную школу. В девять лет он уже разговаривает на польском, русском, идише, немецком, немножко понимает и литовский, а ивритом и греческим языками занимается с отцом дома. Затем учится в гимназии, которую оканчивает с серебряной медалью.

Еще в гимназии он задумывается о необходимости создания универсального языка, чтобы все понимали друг друга, ибо в его сознании именно разноязычие – причина розни между людьми. Изучая и латинский, французский, английский, итальянский, испанский языки, он понял, что ни один из известных ему языков не может стать общим для всего человечества. Нужен новый язык, который легко учить, который быстро станет доступным для всех и предоставит всем равные возможности. Отец, Марк Фабианович (как дед Заменгофа Иехуда-Лейб стал Фабианом, мне неизвестно, но знаю, что в его память одного из внуков назвали Феликс-Фабиан) сам преподаватель французского и немецкого языков, был изначально против самой идеи "нового" языка, считая ее не просто фантазией сына, но чуть ли не сумасбродством.

В 1873-м, когда Заменгофу было 14 лет, семья переезжает в Варшаву. Отца приняли преподавателем немецкого языка в Ветеринарную академию и реальную гимназию. Одну комнату семья сдавала гимназистам. Жили скудно, в семье было уже семеро детей, после Элиэзера родились Фани (Фейга), Гита, Сора-Двора, Феликс, Генрик и Мина (Леон родится в 1875, а Александр в 1877).

За пять месяцев с помощью отца Элиэзер подготовился к экзаменам, занимаясь и латынью, и греческим, и французским языками, и был принят в реальную гимназию. Но идея "нового" языка не оставляла его. Сначала он думал, что нейтральный международный язык должен основываться на латыни и древнегреческом, но понял, что мертвые языки, как они ни звучны и красивы, слишком сложны для современного общества. Кроме того, никакой этнический язык не будет принят всем человечеством, надо изобрести новый язык. По сравнению с грамматикой русского и немецкого языков английская грамматика показалась ему более простой, и он сел за работу. Весь его "новый" язык уместился на нескольких страничках, но оставалась проблема словаря.

Как-то, гуляя по улицам Варшавы, он обратил внимание на вывески: "Швейцарская" (от швейцар, а не Швейцария), "Кондитерская" и другие подобного типа, и его осенило, что "ская" указывает на место, помещение, значит, с помощью приставок и суффиксов можно создавать массу слов. И проблема словаря теоретически была решена.

В 1878 году, к своему 19-летию, Заменгоф закончил первую рукопись учебника международного языка, но свою тайну открыл только самым близким друзьям, родителям и 10-летнему брату Феликсу. Мама была покорена нравственным порывом сына, отец оценил его лингвистические способности, но особого восторга не выразил, а друзья тут же принялись переписывать словарь и вскоре уже пытались разговаривать между собой на языке, у которого пока не было названия. День рождения Элиэзера, 15 декабря, в тот год пришелся на воскресенье, но торжество решили перенести на будний день, на вторник, 17-е, отпраздновав одновременно и создание нового языка. Пока молодежь болтала и шутила, сидевший за столом сотрудник отца, увлекавшийся психологией, шепнул родителю, что в "назойливой" идее его сына о международном языке есть опасный симптом помешательства. Отец, как потом оказалось, не забыл этого предупреждения.

Гимназия была успешно окончена, но свой главный труд Элиэзер продолжает совершенствовать, как ни противится его занятиям отец.

В 1879-м Заменгоф поступает в Московский университет на медицинский факультет. Отец нашел тем временем дополнительную работу, он подрабатывает как государственный цензор. Отправляя сына в Москву, он забрал все его записи и запер в шкафу. И еще потребовал, чтобы тот выбросил из головы идею своего нового языка, просто перестал о нем думать. Элиэзер, теперь его называют Лазарь, иногда Лазарь Маркович, только через два года, после возвращения в Варшаву, узнает, что сразу после его отъезда отец принял решение уничтожить оставленную на хранение рукопись и просто-напросто сжег ее. Потом он объяснит сыну, что считал опасным для него, бедного еврейского студента, хранить его рукопись на каком-то "секретном" языке.

После Белостока и Варшавы, где национальная рознь ощущалась на каждом шагу, в московской студенческой среде Заменгоф на первых порах чувствовал себя прекрасно: многонациональный студенческий коллектив университета отличался терпимостью к "чужакам", в том числе и к евреям. В Московском университете у студентов-евреев существовала касса взаимопомощи. Это импонировало взглядам Заменгофа.
Одновременно он наблюдал и национальное пробуждение еврейской молодежи. Именно в Москве Лазарь Заменгоф впервые знакомится с идеями сионизма, становится сторонником движения "Ховевей Цион" ("палестинофилов").

Спустя два года, в 1881-м, сразу после убийства царя Александра II народовольцем Игнатием Гриневицким, выходцем из польской дворянской семьи, стали распространяться слухи о его еврейском происхождении, и атмосфера товарищества, толерантности, которая так пленила молодого студента Заменгофа в университете, резко изменилась.

К власти пришел Александр III, и государственный курс на ограничение прав нерусских национальностей, на "укрепление самодержавия, православия, народности» немедленно сказался на евреях: во многих местах, особенно на юге России, начались погромы. Заменгоф не был их свидетелем, но видел и чувствовал, что не только университет, но и всю Москву захлестнула волна антисемитизма. Да и отцу все труднее было содержать огромную семью и помогать сыну-студенту. Правильным решением было перевестись в Варшавский университет, что Лазарь и сделал.

В Варшаве он продолжает самостоятельно изучать еврейскую историю и философию, становится организатором первой "палестинофильской" студенческой группы, публикует в еженедельнике "Рассвет" статью о необходимости направить еврейскую эмиграцию в Палестину, но приходит к выводу, что само сионистское движение слишком "эксклюзивно", и вскоре снова целиком отдается своей идее о всеобщем международном языке. После "предательства" отца он решил, что свободен от данного отцу обещания и восстанавливает по памяти сожженную отцом рукопись, потому что его "язык" все это время живет в его мыслях.

В 1881 году был закончен новый вариант. Позднее Заменгоф запишет: "Уже исчезли тени того или иного языка, с которым я имел раньше дело, новый язык приобрёл свой собственный дух, собственную жизнь, собственное лицо, не зависящее ни от какого влияния. Речь течёт сама по себе, гибко, грациозно и совершенно свободно как будто это живой, родной язык".

Его "родной язык" приобретал популярность среди друзей, а потом у друзей и знакомых его друзей, у него появлялось все больше восторженных почитателей, но и через четыре года он все еще не мог найти издателя, готового опубликовать эту работу.

Изображение Изображение

В январе 1885 года Заменгоф оканчивает Варшавский университет и едет работать в Литву, в Вейсеяй, где живет его сестра Фани. Она замужем за аптекарем по фамилии Пиковер. Молодой доктор живет в доме сестры, лечит больных, и часто бесплатно, к тому же покупая для них лекарства на свои деньги.

Так проходят четыре месяца, и он понимает, что врачом-терапевтом ему не быть, при его чувствительности к людским страданиям, он скоро не выдержит сам, и возвращается в Варшаву. Но спустя некоторое время снова уезжает, на сей раз в Плоцк, где практикует почти полгода. На заработанные деньги отправляется в Вену, стажируется у крупных специалистов-офтальмологов и уже как врач-окулист открывает в Варшаве собственную клинику.

Свою профессию он не оставлял в течение всей жизни. Когда его брат Леон тоже станет врачом и тоже сделает себе табличку "Доктор Л.Заменгоф", Лазарь добавит к своему имени еще одну букву Л, и станет подписываться "Л.Л.Заменгоф" – Людвик Лазарус Заменгоф. Но это произойдет, как мы говорили, уже в 1901 году. А пока назревают в жизни крупные перемены.
В конце 1886 года я занялся практикой окулиста в Варшаве, и тогда же познакомился со своей нынешней женой, Кларой Зильберник из Ковно … 9 августа 1887 г. мы поженились. Своей невесте я объяснил суть моей идеи и планы дальнейшей деятельности. И спросил её, желает ли она связать со мной свою судьбу. Она не только согласилась, но и предоставила в моё полное распоряжение все свои деньги, что дало мне возможность, после долгих и тщетных поисков издателя, наконец, самому издать первые четыре мои брошюры на русском, польском, немецком и французском языках.
Разумеется, "все деньги" принадлежали не Кларе, а ее отцу, А.Зильбернику.

Изображение Изображение

Тесть Заменгофа, Александр Лейбович (Сендер бен Лейб) Зильберник, жил в Ковно, в старом городе, но, собственно, нового тогда еще и не было. Неподалеку от его дома находилась и принадлежавшая ему небольшая фабрика по изготовлению мыла, точнее, мыловаренный завод. К тому же у него был дом-усадьба в польском городке Тикочин, так что он считался промышленником и был человеком зажиточным.

В его доме в Каунасе, на улице Алитусской, 5 (Alytaus), ныне это улица Заменгофа, сегодня находится Союз эсперанто (Litova Esperanto-Asocio) и Центр туризма.
В 50-е годы прошлого века в этом доме в двух нижних этажах находилась контора "Утильсырья", а на третьем этаже жила семья Геера Хацкеля: он сам, его жена Малка и их сын Файвл (в Израиле Хацкель стал Иехезкелем Гайером, а его сын - Шрагой). В 1956 году, когда я уехала учиться в Москву, а Гееры уехали в Израиль, в их квартире поселились мои мама и брат. Однажды к ним пришли двое, еще не старые мужчина и женщина, сказали, что детьми они жили в этом доме и именно здесь, на третьем этаже, в этой самой квартире, была их детская. Они были депортированы в Сибирь в 1941-м, накануне войны, и вот вернулись. Просили только посмотреть квартиру и ушли.

Моему брату было тогда лет 14, и ему не пришло в голову спросить их фамилии. Были ли они внуками Зильберника или детьми человека по фамилии Штейн, которому перед войной принадлежал то ли весь дом, то ли один этаж, неизвестно. Об этом Штейне рассказал мне сам Хацкель, живущий и поныне в мошаве недалеко от Тель-Авива.

Штейн будто бы пригласил инженеров из Германии, и в доме был сделан ремонт, но сохранились и старинные мезузы на дверях, и окошко в кухонном потолке, как принято было у евреев, если во дворе не было сукки (шалаша, где религиозные люди проводят неделю на праздник Суккот), а в доме террасы. Было еще много необычного в этой квартире: маленькая комнатка для прислуги, сразу за кухней; большая ванная комната с какой-то ручкой на цепочке, и если ее потянуть, то в коридоре раздавался звонок, наверное, чтобы хозяйка, нежась в ванне, могла позвонить служанке; из туалета внутренняя дверца вела в длинный закуток, где у моей мамы иногда перед праздниками жили куры… Потолки этой, боковой части квартиры, были скошенными, оконца внизу прямоугольные, а сверху – конусообразные; из большого окна в гостиной видно было реку Неман, а окно в спальной комнате выходило во двор.

Уезжала я в Москву из квартиры на улице Бирштоно, а на первые же каникулы приехала домой вот в эту необычную квартиру на улице Алитаус (Алитусская). В 1959 году, когда на Зеленой горе снесли скульптуру Сталина, а Сталинскому проспекту вернули название Лайсвес аллея (Аллея Свободы), поменяли название и нашей улицы, она стала улицей Заменгофа, в связи с его 100-летием...

После женитьбы на Кларе Зильберник Заменгоф приезжал именно сюда, в дом тестя, в этот дом. И, может быть, поднимался и на третий этаж, в "нашу" квартиру.

В 70-е годы рядом с домом № 5 началось строительство нового дома, и нам сказали, что здесь будет Музей Заменгофа. Но когда строительство закончилось, произошли две невеселые вещи: в нашей кухне стало темно, тусклый свет проникал только через окошко в потолке, и даже днем приходилось включать электричество, а дом №5-А "оккупировали" сами его строители, и – никакого музея! Только в годы перестройки, когда Литва снова стала независимой, бывший дом Зильберника перешел в ведение эсперантистов, и если о бывшем хозяине знают немногие, то именем Заменгофа гордятся. Я видела в интернете даже такие "перлы", как "Литва – колыбель эсперанто".

Громко сказано. А доказательства? Первое: "ведь за деньги каунасца (!) появилась на свет internacia lingvo". И второе: "В Вейсеяй он (язык эсперанто) был отшлифован, а в Балстоге (Белостоке), который входит в состав исторической Литвы, зародился". Но даже в книге серьезного историка, живущего ныне в Израиле, написано, что Заменгоф жил в Каунасе пять лет, что, говоря деликатно, не вполне соответствует истине. Да, приезжал с женой к тестю, может, и с детьми, Адамом, Софьей и Лидой, и на фабрику заглядывал, а долго ли гостил или коротко, неизвестно. Осенью 2009, когда мой брат побывал в Литве, он по моей просьбе сделал много снимков и самой улицы Заменгофа, и нашего дома. Его отреставрировали, но форма окон осталась прежней. Запущенный когда-то дворик стал очень привлекательным, уютным.

(Продолжение следует)

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 02 янв 2010, 09:04
Сан Саныч
К 150-летию со дня рождения Лазаря Марковича Заменгофа (1859-1917).
(окончание)

Сегодня дом, где бывал Заменгоф, служит местом встреч эсперантистов, продолжателей его дела.
Остается добавить, хотя читатель понял, наверное, и сам, откуда у меня "особый" интерес к личности Заменгофа, да, он появился там и тогда…
Кстати, мама откуда-то знала, что у А.Зильберника были и другие дети, но больше всех он любил двух дочерей – одна, имени ее не запомнила, жила впоследствии в Варшаве (это к ней приезжала Клара, и у нее в доме она познакомилась с Заменгофом), а старший его сын, Кадиш (это имя помню, потому что оно звучало необычно, а мама сказала, что нельзя, мол, еврейского ребенка называть как молитву), выучившийся на врача, рано оставил дом отца, уехав, по слухам, то ли в Гродно, то ли в Харьков. И отец прекратил с ним всякую связь. К своему удивлению, нашла два подтверждения тому, что доктор Константин (по другому источнику –КадЫш) Александрович Зильберник, действительно, существовал и был знаменит в Лебедине Харьковской губернии. Сохранился его портрет и маленькая замечательная табличка.

Изображение

А подробности о нем можно прочесть на сайте http://lebedin.net/print.php?type=N&item_id=52 .

Александру Зильбернику очень понравились и сам зять, и его идея универсального языка, так что еще в период жениховства, за несколько месяцев до свадьбы дочери, он предложил Заменгофу издать его книгу за свой счет, в качестве части приданого Клары. Отец Заменгофа, Марк Фабианович, возможно, и благодаря восторженному отношению будущего "мехутена" (тестя) Зильберника к идеям своего сына и столь щедрому подарку, не просто сменил гнев на милость, но и уговорил своего друга и коллегу стать цензором книги, так что публикация книги прошла без проволочек.

В книге, точнее, в брошюре, было всего 40 страниц. Называлась она “Международный язык. Предисловие и полный учебник”. Автор книги подписался псевдонимом "Д-р Эсперанто", что значит "доктор надеющийся", и сам язык получил название "эсперанто".

Стремясь доказать, что, несмотря на свою простоту, эсперанто может стать литературным языком, Заменгоф, не прекращая врачебной практики, все свободное время посвящал делу своей души, переводам с разных языков на эсперанто художественной классики – это "Ревизор" Гоголя, "Гамлет" Шекспира, "Разбойники" Шиллера, а также произведения Гете, Гейне, Мольера, Ожешко, Андерсена, Диккенса… С иврита он сначала перевел на эсперанто только фрагменты из Торы, а под конец жизни и всё Пятикнижие.

В 1888 году Заменгоф издаст вторую брошюру, уже полностью на эсперанто, озаглавленную «Dua Libro de l' Lingvo Internacia» («Вторая книга международного языка»).

В чем достоинства языка эсперанто? Кратко и четко объясняет это специалист-эсперантистка Анна Буткевич (на сайте "Мир эсперанто"):
Лексика взята из европейских языков, в основном, романских. Но гениальным творением д-ра Заменгофа является его грамматика, которая умещается на 3-4 страницах. Поэтому на изучение эсперанто требуется в 10-15 раз меньше времени, чем на изучение любого из иностранных языков. Приведем примеры:
Все существительные имеют окончания "о", а прилагательные окончание "а".
Nova gitaro - новая гитара,
Interesa lekсio - интересная лекция.
Ударение всегда на предпоследнем слоге. Многие интернациональные слова
вошли в эсперанто, подчиняясь его грамматике.
Teatro - театр. Fabriko - фабрика.
Таким образом, многие слова знакомы и без перевода. В эсперанто нет неправильных глаголов, нет особых случаев склонения, спряжения, произношения. Из одного корня можно с помощью суффиксов и приставок образовать много слов… Но если грамматика так проста, то можно ли выразить на эсперанто сложные человеческие чувства?
Этот язык очень выразителен. На него переведены многие произведения классической литературы… Многие известные деятели культуры дали высокую оценку языку эсперанто. Среди них - и Лев Толстой, который даже был членом Петербургского общества "Эсперо". Толстой писал: "Легкость изучения его (эсперанто) такова, что, получив эсперантскую грамматику, словарь и статьи, написанные на этом языке, я после не более двух часов занятий был в состоянии если не писать, то свободно читать на этом языке. Во всяком случае, жертвы, которые принесет каждый человек, посвятив несколько времени на изучение этого языка, так незначительны, а последствия... так огромны, что нельзя не сделать этой попытки. ...Считаю дело это... делом первой важности.
В 1905 г. во Франции состоялся 1-й международный конгресс эсперантистов. Париж встретил Заменгофа освещенной Эйфелевой башней, на открытии которой он выступил с торжественной речью. В душе его царил праздник - речь его на эсперанто приняли овациями: люди понимали, о чем он говорит! Заменгофу вручают орден "Почетного легиона". Это был один из самых счастливых моментов в его жизни. Он доказал, что его "нейтральный" международный язык универсален, им могут пользоваться разные народы. С тех пор конгрессы проводились ежегодно до Первой мировой войны, и Заменгоф ежегодно участвовал в их работе.

Изображение Изображение ИзображениеИзображение

В 1914 году в Чехии Заменгофу был поставлен первый памятник. Прижизненный! Эсперанто завоевывал все большее признание во всем мире. Братья Заменгофа, жена Клара, их дети – все они тоже знали эсперанто и помогали ему во всем, в том числе и в переписке с эсперантистами на всех континентах.

Наиболее преданной помощницей была его младшая дочь Лидия. О ней самой написано очень много, неординарная была личность. Она увлеклась бахайским учением, переводила книги, пользовалась и пользуется огромным уважением у бахаев-эсперантистов. Но о ней надо рассказывать особо. Впрочем, и о самом Заменгофе можно рассказывать без конца, и его "гомаранизме" – придуманной им форме религиозного гуманизма, потому что в Б-ге он видел "непостижимую" для его разума силу, и о его сочинении "Хиллелизм", и о том, что японская религия Оомото приписывает Заменгофу титул божества, и что существует планета его имени, и есть остров Заменгофа, а одному из растений дали имя Zamenhofia rosei…

Изображение

Многое произойдет потом, когда его самого не станет, но он дожил до того, чтобы узнать, что в мире существует 2000 организаций эсперантистов, что на эсперанто издано около 3000 книг. Он надеялся на мир во всем мире, с самого начала связывая с эсперанто идею братства и мирного сосуществования народов. Но когда началась Первая мировая война, он увидел, как рушатся его мечты о всеобщем братстве, и жестоко страдал.

Он умер 14 апреля 1917 года в занятой немецкими войсками Варшаве. Ему было 57 лет. Клара пережила его на 7 лет. И в самых черных снах они не могли себе представить, что через четверть века все их дети будут зверски убиты фашистами – Адама расстреляют в 1940-м, а Софью и Лиду замучают в концлагере Треблинка в 1942 году. В 2008 году на родину деда, в Белосток, приезжал из Франции сын Адама - Луис-Кристоф Залески-Заменгоф. Других близких родственников, думаю, не осталось.

Изображение ИзображениеИзображение

Сегодня организации эсперантистов есть почти во всех странах, на всех континентах издаются книги, журналы, есть радиопередачи, проводятся международные встречи, в интернете имеется множество сайтов на эсперанто. Сколько в мире эсперантистов, никто точно не знает. Разброс мнений слишком велик: от 1.5 до 10-15 миллионов. Могут ли они прекратить ненависть и вражду? Если бы не было войн, заговорило бы все человечество, включая Азию, арабский мир и Африку, на эсперанто? Не стоит ли ввести его как один из предметов в системы школьного образования?

С идеей создания "Соединенных Штатов Европы" Заменгоф не расставался до конца жизни. И вот Совет Европы создан, жив и здравствует, но есть ли там хоть одна личность уровня Заменгофа?
Мне так не хочется говорить Лазарю Марковичу, тем более в день его рождения, что мир не стал лучше с тех пор, как его нет. А ведь он, Заменгоф, как Маленький принц Сент-Экзюпери, так хотел привести свою планету в порядок.
Шуламит Шалит, Тель-Авив

http://www.newswe.com/
ЕВРЕЙСКИЙ ЖУРНАЛ.Jewish magazine

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 12 янв 2010, 00:40
Сан Саныч
Последний марран

В октябре 1940 года полновластный правитель Испании каудильо ("вождь") испанского народа Франсиско Франко-Баамонде встретился с Адольфом Гитлером в Андайе. Беседа была не из любезных: фюрер категорически требовал, чтобы каудильо принял участие в операции "Феликс" - захвате Гибралтара. Для этого Франко должен был пропустить германские войска через территорию своей страны. Больше того - испанская армия должна была подключиться к их действиям.

Изображение

Однако суровый испанский диктатор был категорически несогласен с Гитлером. Выдвигая разные, по мнению фюрера, несущественные причины, он наотрез отказался не только от участия в операции "Феликс", но и от пропуска вермахта через испанскую территорию.

Разгневанный фюрер резко оборвал беседу и больше никогда не встречался с испанским диктатором. После весьма прохладного прощания, Гитлер еще долго и яростно поносил Франко. Он обзывал его "мерзким еврейским торгашом", орал, что "нюхом чует в каудильо еврея. У него чисто семитская рожа, один только нос чего стоит. Такие носы - верный признак еврейского происхождения".

Имел ли Гитлер какие-то сведения об этом, или и впрямь унюхал еврейские корни каудильо - сейчас неизвестно. Однако ярость его была вполне оправдана: если бы Гибралтар пал, то это существенно повлияло бы на ход, а может и на исход Второй мировой войны.

Но и, кроме того, Гитлер наверняка был осведомлен о странном поведении испанского диктатора, который приказал своим дипломатам в Венгрии, Румынии, Греции и вишистской Франции выдавать паспорта евреям этих стран и помогать им перебираться в Испанию. Франко также, по сути, спас несколько тысяч евреев из Берген Бельцена и Салоник, он приказал открыть границу перед евреями и ее перешли более 40 000 европейских евреев только в 1940 году. И неизвестное число - в остальные годы Второй мировой войны. По неточным данным, убежище в Испании тогда обрели более 200 тысяч евреев.

Согласно законам государства Израиль, человек, спасший во время Холокоста хотя бы одного еврея, почитается "Праведником Мира". Ему воздаются особые почести, память о его подвиге запечатлена в специальном обряде, вроде посадки дерева на Аллее Праведников Мира. В таком случае в честь Франсиско Франко-Баамонде в Израиле должна уже давно цвести целая роща этих деревьев. Почему же этого не произошло?

Сегодня вполне очевидно - ни один политический деятель в годы Холокоста не сделал столько для спасения евреев, сколько Франсиско Франко-Баамонде, прямой потомок испанских маранов. Кстати, о его происхождении заговорили сразу после войны, когда прояснилась эта деятельность каудильо. Именно еврейскими его корнями объясняли ее, и Франко никогда не пресекал эти толки. Может быть, потому, что уж больно одиозной была родовая фамилия его отца - Франко, происходящая от названия галисийского городка, который когда-то был почти полностью еврейским. И в Испании эта фамилия звучит также как в России Бердичевский или Подольский. И сам каудильо и многие его приближенные, знали, что и фамилия его матери Пилар-Баамонде и Пардо пришла к ней от ее предков, знаменитых раввинов Пардо - Иосифа, Йосии и Давида. Впрочем, маранами были предки каудильо и по отцовской линии.

Но кто они такие - мараны? Когда в 1492 году их католические величества Фердинанд и Изабелла издали указ об изгнании евреев, то остались в Испании лишь те, кто принял христианство. Однако среди них немало оказалось таких, кто в тайне сохранил приверженность иудаизму. Вот их-то и назвали маранами, что означало "свиньи".

Конечно, маранов безжалостно преследовала инквизиция, изобличенных подвергали страшным пыткам, сжигали на кострах. Тем не менее, в Испании и Португалии семьи маранов вплоть до ХХ века умудрялись хранить традиции былой веры. Одной из них, соблюдаемой более всего, были браки между членами своей общины. В сущности, каудильо и происходил именно из такой семьи. Его поведение в годы Второй мировой войны показало, что он твердо помнил об этом...
Источник

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 12 янв 2010, 09:49
Сан Саныч
Ещё о марранах

Евреи на Пиренейском полуострове поселились еще во времена римского владычества. Однако в период интенсивного распространения христианства в Европе они подверглись жестоким преследованиям. Впрочем, преследования исходили и от арабов, завоевавших Испанию в VIII веке н.э. Правда, вскоре их эмиры приблизили к себе некоторых выдающихся членов еврейской общины, особенно ученых, финансистов, архитекторов и строителей. Были среди них и военачальники, командовавшие мавританскими полками, инженеры, возводившие замки.

Вместе с тем, имеются данные средневековых хроник, свидетельствующие, что воины и полководцы-евреи сражались и на стороне христианских королей, воевавших с маврами. Это относится, прежде всего, к династии кастильских монархов Альфонсов.

При короле Кастилии Альфонсе Шестом евреи были уравнены в правах с христианами (невиданный случай в мировой истории того времени!) и могли служить в королевской армии. Могли, собственно, и не служить, но, по призыву своих религиозных руководителей, все, кто мог держать оружие, встали под знамена своего высокочтимого монарха. Из этих евреев был сформирован особый корпус, насчитывавший около 17 тысяч человек. Его командующим был еврей Файзель бен-Давид, вторым полководцем - Ханина бен-Эфраим.

Еврейские воины отличались от остальных королевских солдат черножелтыми тюрбанами. Кастильский хронист сообщает, что в сражении с войсками мавританского полководца Юсуфа ибн-Тешуфина еврейский корпус дрался с большим героизмом и самоотвержением, и поле боя было буквально усеяно телами павших воинов в черно-желтых тюрбанах.

Хронист далее пишет, что у короля Альфонса Восьмого Кастильского (1166-1214) в его армии было: "...много сеньоров из Толедо, богатых и грамотных евреев, которые доблестно, как рыцари, сражались с маврами..." Король Альфонс Десятый, еще будучи наследным принцем, командуя кастильской армией, санкционировал включение в ее состав двух полков, полностью укомплектованных евреями. При взятии Севильи в 1298 г. эти полки отличились своей стойкостью и в награду за верную службу и мужество в бою этот король, прозванный "Мудрым", даровал их воинам большой участок плодородной земли для учреждения еврейской колонии. Он также передал иудеям Севильи три мечети, для превращения их в синагоги, взамен сожженных маврами.

Летописи и хроники тех времен донесли до нас немногочисленные, правда, факты об отдельных воинах-евреях, чем-либо особенно отличившихся. Все они, как правило, были военачальниками или офицерами. Многие переходили на службу к исламским правителям. Так поступил и изгнанный из Испании Фердинандом и Изабеллой и переселившийся в северо-африканский эмират Фец еврей Самуил бен-Аваленси. Он возглавлял многотысячные полки кавалерии эмира и в 1536 году разгромил крупное восстание марокканских негров-рабов, несмотря на то, что их 30-тысячное войско втрое превышало его собственное.

Из документов того времени известно, что такие еврейские воины-профессионалы, как Самуил бен-Аваленси, изгнанные из Испании, научили арабов и турок пользоваться современным огнестрельным оружием, пушками и мушкетами, тактическими приемами и оперативными маневрами на полях тогдашних сражений, что во многом способствовало впоследствии их победам над христианами.

Весьма знаменательна карьера одного из таких беглецов дона Иосефа Мендеса (Наси), который в начале второй половины 16 века вынужден был, бросив свое огромное состояние, эмигрировать в Турцию из Испании. С помощью султана, принявшего его на службу, ему, однако, удалось выручить и перевезти в Турцию почти все свое имущество. В силу присущей дону Иосефу мудрости и предусмотрительности, он обрел огромное влияние при султанском дворе, где ни одно важное решение не принималось без совета и санкции этого министра.

В 1564 году султан Сулейман Второй за заслуги, в том числе и военные, даровал дону Иосефу Тверию с окрестностями. Через два года он возводит его в герцогское достоинство и дарует остров Наксос с близлежащими островами. В 1570 году дон Иосеф был главным сторонником войны с Венецией и именно благодаря ему этот город-государство был сокрушен. За разгром венецианских войск султан назначил герцога (Наси) Иосефа правителем Кипра и всей Валахии (нынешняя юго-западная Румыния).

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 12 янв 2010, 09:56
Сан Саныч
И ещё о марранах

Марраны сыграли важную роль в завоевании и освоении Америки. Экспедиция Колумба была осуществлена в значительной мере благодаря испанским евреям. Канцлер короля Фердинанда марран Луи де Сантанел пожертвовал на оснащение ее кораблей 1 миллион 400 тыс. мараведи. Почти столько же внесли казначей Арагона Габриель Санчес и королевский камергер Хуан Кабреро, принадлежавшие к марранской общине.

Они договорились с Колумбом, что на каждом из трех кораблей его эскадры будет не менее трех маранов. А на самом деле, их было в два раза больше. Известны имена некоторых из них: судовой врач Бернал, хирург эскадры Марко. Но более всего имеется сведений о переводчике экспедиции марране Луи де-Торрес. По данным судового журнала флагманской бригантины, именно он первым ступил на берег Нового Света. И впоследствии остался там, навсегда поселившись в Америке.

Насильственно обращенные в христианство евреи приняли самое активное участие в "конкисте". Отдаленность земель Нового Света от щупалец инквизиции поначалу сулили этим евреям вполне реальную перспективу уйти от разоблачения и наказания за скрываемый иудаизм. Это и подтолкнуло многих из них к участию в завоевательных походах.

Выдающимся конкистадором был Алонсо де Авилла. Скрытый иудей, он участвовал почти во всех экспедициях Кортеса, воевал вполне профессионально и за свои заслуги был назначен первым губернатором построенного испанцами города Веракрус. Однако спустя несколько лет агенты инквизиции узнали, что губернатор свято соблюдает иудейские обряды, презирая христианские. Последовал донос и Алонсо де Авилла был казнен.

По данным бразильского историка Аниты Новински, в ХVII веке евреи составляли до 2% процентов населения Рио-де-Жанейро и в не меньшей пропорции служили они в военных формированиях этого региона. А в Суринаме евреи составляли почти половину местного населения и не менее 50 % их входили в вооруженную стражу и в состав корабельных команд.

Даниил Леви де-Барриос был сыном знатного испанского еврея, которого принудили под страхом смерти перейти в христианство. Но, когда в Брюгге он служил в войсках испанского короля, то открыто объявил себя иудеем. Командование, учитывая его выдающиеся военные заслуги, сочло возможным оставить де-Барриоса на королевской службе. Этот "железный еврей", как прозвали полковника рейтаров, славился неукротимой отвагой, сочетавшейся с дерзостью и расчетом, что неизменно приносило его всадникам успех в боях.

Не так сложилась судьба другого офицера-еврея, капитана конной гвардии португальского короля, Мануэля да-Вилла Реаль Фернандеца. Он доблестно и честно служил, не раз отличался в битвах, пользовался неограниченным доверием самого монарха, который назначил его португальским консулом в Париже. Однако, оставаясь в душе иудеем, он втайне соблюдал обычаи своей веры. Это было замечено, и когда он вернулся в 1652 году в Лиссабон, инквизиция схватила Мануэля и после зверских истязаний его сожгли на костре.

Первым известным нам евреем-военным деятелем высокого ранга в России, был португальский марран во втором поколении Антон Мануйлович Дивьер, - как его звали в России, нанятый Петром Первым на службу в Голландии в 1697 году.

Изображение

Служа честно и с великой доблестью, он уже вскоре произведен был в звание генерал-адъютанта, а после провозглашения Санкт-Петербурга столицей империи был назначен первым его генерал-полицмейстером. В 1726 году возведен в графское достоинство и назначен сенатором. По воспоминаниям современников, он вместе с другим евреем вице-канцлером Петром Шафировым, был замечен самим императором во время пасхального седера, который они справляли тайно. Но Петр Первый, отругав и даже поколотив своих приближенных, заинтересовался этим обрядом и присоединился к выпивке, в результате - ее участники упились до бесчувствия.

Против воли всесильного фаворита Петра, светлейшего князя Меньшикова, Дивьер женился на родной его сестре. После смерти Петра, Меньшиков сослал Дивьера в Якутск, где, впрочем, тот стал генерал-губернатором. Однако в 1743 году Дивьер с почетом возвращен был в столицу императрицей Елизаветой и восстановлен во всех своих должностях и владениях, возведен в чин генерал-аншефа.

Известным исследователем истории Одессы Оскаром Судаковым раскрыта подлинная биография основателя этого города, адмирала Иосифа Михайловича де Рибаса. По происхождению он еврей, точнее - испанский марран. Предков де Рибаса в свое время пригласил на службу король обеих Сицилий, назначивший Мигеля де Рибаса, отца Иосифа, военным министром.

Изображение

Иосиф де Рибас родился в Сицилии в 1750 году, имя его - Хосе. В Россию он попал по приглашению графа Алексея Орлова в Ливорно, где помог ему вывезти в Петербург пресловутую княжну Тараканову. Молодой испанский еврей весьма понравился императрице Екатерине и какое-то время состоял у нее в любовниках. Впоследствии она женила его на своей фрейлине Соколовой. Имя ему сменили, и стал он Иосифом Михайловичем. Был де Рибас направлен в Тавриду, участвовал в русско-турецких войнах, под командованием Суворова штурмовал Измаил.

В 1794-1797 годах он руководил сооружением порта в Хаджибее, а затем и возведением нового города - Одессы. За военные заслуги произведен в чин адмирала. Таким образом Иосиф де Рибас является первым евреем, который стал российским адмиралом. Он был кавалером многих высших российских орденов, в том числе Александра Невского, Георгия Победоносца, князя Владимира. Скончался адмирал Иосиф де Рибас 1 декабря 1800 года.

Источник
105

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 14 янв 2010, 11:15
Сан Саныч
Вольф Мессинг - человек, видевший сквозь время
(10 сентября 1899, Гура-Кальвария, Варшавская губерния - 8 ноября 1974, Москва)

Мессинг Вольф – телепат, гипнотизер, ясновидящий, ученик Фрейда и знаменитого доктора Абеля. Он умел не только подчинять людей своей воле, распутывать сложные преступления, но и предсказывать будущее, в том числе величайшие события истории. Именно он предрек Гитлеру смерть, если тот двинет войска на Восток.
Вольф Мессинг – поистине человек-загадка. Сказать о нем "гипнотизер" – значит не сказать ничего. Он мог прикосновением рук излечить болезнь, перед которой была бессильна медицина. Он изменил судьбу множества людей, в их числе сына Сталина, которого спас от смерти. Его способностям есть тысячи подтверждений, миллионы людей видели его на сцене и имели возможность соприкоснуться с его даром, который он сам называл проклятием.

Еще не так давно это имя было овеяно легендами, многие верили, что Мессинг может все: видеть невидимое, находить преступников, предсказывать будущее, проникать в самые недоступные места. Но после его смерти в 1974 г. Вольфа Григорьевича стали забывать - так проходит слава...

Он родился 10 сентября 1899 г. в Польше, которая в то время входила в состав Российской империи. Шестилетнего мальчика из набожной еврейской семьи отдали учиться в хедер, начальную школу при синагоге. Уже тогда малолетний Вольф проявил свои уникальные способности к запоминанию трудных текстов. Поэтому мальчика решили направить учиться дальше - в ешиву. Отец мог лишь мечтать о том, что его сын станет когда-нибудь раввином. Но духовная карьера не прельщала юного Мессинга: он, как и всякий рожденный под знаком Девы, проявил упорство в достижении цели и артистизм: убежал из дома и тайком проник в поезд, идущий в Берлин.

Поскольку денег на билет у него не было (весь капитал беглеца составлял девять копеек), он спрятался под лавку в надежде, что кондуктор не заметит «зайца». Увы, встречи избежать не удалось, и тогда Вольф, подняв с полу какую-то бумажку, и, желая всем сердцем, чтобы она оказалась железнодорожным билетом, протянул ее проверяющему. Тот взял бумажку, без тени сомнения прокомпостировал ее и еще попенял мальчику: «Что же вы с билетом едете под лавкой? В вагоне много свободных мест». Так Мессинг узнал о своем таланте к внушению. Впрочем, поначалу это ему не помогло.

В Берлине он устроился посыльным в Доме для приезжих и делал, что придется: носил тяжелые чемоданы, мыл посуду, чистил обувь, но однажды упал в голодном обмороке прямо посреди улицы. Мальчика отвезли в больницу. Врачи, не обнаружив у него пульса, отправили пациента в морг. И только там, да и то случайно, какой-то практикант заметил, что сердце все же бьется, хотя едва слышно. Вольф очнулся на третьи сутки и попал в руки известного психиатра и невропатолога Абеля. Профессор занялся изучением феноменального ребенка, который, как оказалось, может управлять своим телом - почти останавливать биение сердца.

Ученый познакомил Мессинга с его первым импресарио - господином Цельмейстером, который тут же пригласил «удивительного медиума» в берлинский паноптикум. Там Вольф лежал в хрустальном гробу, погружая себя на трое суток в каталептическое состояние, похожее на смерть. Зато и платили за эту работу баснословные по тем временам деньги - по пять марок в сутки. Постепенно он становился настоящим артистом: овладевал способностью читать мысли, демонстрировал свою невосприимчивость к физической боли. Юноша обретал популярность, становился модным, знакомился с выдающимися людьми. В 1915 г. встретился с Альбертом Эйнштейном и Зигмундом Фрейдом. Затем начались гастроли в Японии, Бразилии, Аргентине... В 1937 году, во время одного из представлений в Варшаве, он предсказал смерть Гитлеру, если тот повернет свои войска на Восток.

За голову артиста была назначена награда в 200 000 марок. Его искали и нашли. Для начала Мессингу выбили передние зубы, а затем отправили в карцер. Дальнейшая его судьба была вполне ясна: Вольф должен был погибнуть в концлагере Майданек, как и вся его семья.

От, казалось бы, неминуемой гибели, спасло гипнотическое умение: артист послал мысленный приказ всем немецким военнослужащим собраться у него в камере. Первыми пожаловали охранники, а за ними и все остальные, включая начальника участка. Мессингу оставалось лишь выйти из камеры, закрыть дверь на задвижку и поспешить прочь. Тайком он пробрался к реке Западный Буг, переплыл на другой берег и оказался на советской территории.

Поначалу здесь ему пришлось туго; русского языка Вольф почти не знал, а о его карьере в Стране Советов никто не слышал, да и не жаловали большевики предсказателей, чтецов мыслей и прочих «факиров». Все же удалось попасть в состав концертной бригады, обслуживавшей приграничный Брестский район. Его «психологические опыты» понравились, и в мае 40-го Мессинг гастролировал сначала в Минске, а затем и по всей Белоруссии.

Однажды в Гомеле к нему на сцене подошли двое в форме НКВД и, извинившись перед публикой за прерванное представление, увезли артиста к Сталину. О том, как произошла эта встреча, Мессинг рассказал в книге "О самом себе": «Входит какой-то человек с усами. Здоровается. Я его узнал, сразу. Отвечаю:
- Здравствуйте. А я вас на руках носил.
- Как это, на руках? - удивился Сталин.
- Первого мая, на демонстрации
"Отец народов" обстоятельно допросил, а затем несколько раз устраивал проверки Мессингу. Предложил, например, получить в Госбанке по чистой бумаге большую сумму денег - 100.000 рублей. Вольф Григорьевич вспоминал: «Я подошел к кассиру, сунул ему вырванный из школьной тетради листок. Раскрыл чемодан, поставил у окошка на барьер. Пожилой кассир посмотрел на бумажку. Раскрыл кассу, отсчитал сто тысяч... Закрыв чемодан, я отошел к середине зала. Подошли свидетели, которые должны были подписать акт о проведенном опыте. С тем же чемоданчиком я вернулся к кассиру. Он взглянул на чистый тетрадный листок, затем неожиданно опустился на спинку стула и захрипел... Инфаркт... К счастью, он потом выздоровел.»

Доказав свои способности, Мессинг получил право продолжать выступления, однако, не соблюдая политической осторожности, часто попадал в опасные ситуации. Так, после подписания пакта Молотова-Риббентропа все советские люди должны были поверить в нерушимую дружбу двух социалистических государств: нацистской Германии и большевистской России, а вся советская пресса славила мудрость Сталина, предотвратившего войну. Вот в этой то вымученно-оптимистической атмосфере Вольф, выступая в клубе НКВД, получил записку с вопросом «Что вы думаете о советско-германском пакте?», ответил - «Я вижу танки с красными звездами на улицах Берлина».
Его слова произвели эффект разорвавшейся бомбы: «Как, усомниться в мудрости Сталина?» За меньшее расстреливали без суда и следствия. Но диктатор решил проверить предсказание - приказал подождать.

До поры до времени выступления Мессинга были прекращены, афиши с его именем исчезли 22 июня 1941 г, а пророчество Мессинга, хотя и частично, но исполнилось: пакт был нарушен, Германия напала на Советский Союз. Вольф Григорьевич был «прощен», вернулся на сцену, часто выезжал с концертными бригадами на фронт. На заработанные деньги построил и подарил летчикам два боевых самолета: первый - в 1942 г., второй - в 1944 г. В Новосибирске, отвечая на вопрос, когда закончится война, сказал. «Восьмого мая», - но года не назвал.

Сталин пристально следил за пророчествами Мессинга и, когда акт капитуляции Германии был подписан, послал ему телеграмму, отметив точность даты. Все послевоенные годы Вольф Григорьевич выступал перед людьми, но по утвержденной программе все, что не укладывалось в материалистическую диалектику, было изъято. Сам же заслуженный артист РСФСР объяснял свои возможности просто «Мое подсознание связывалось с «чем-то» или с «кем-то». Так все и происходило...».

Его последнее выступление состоялось в Москве в кинотеатре «Октябрь». В этот вечер ему все удавалось, он был «в ударе», все опыты выполнялись безукоризненно. И потому возвращался домой, как победитель, в приподнятом настроении. Вскоре почувствовал себя плохо и без мучений покинул этот мир.

Сейчас, наверно, трудно понять, кем для большинства советских людей в послевоенные годы был Вольф Мессинг. Не эстрадным кудесником и не престарелым вундеркиндом. Среди общей подавленности, зависимости от разветвленной и, как тогда казалось всемогущей, коммунистической системы, он один, за всех нас, отважился говорить и делать то, что считал правильным. Мессинг был свободным человеком, которого невозможно было арестовать, посадить, заставить делать то, что ему чуждо. Поэтому и рассказывали друг другу «байки», почти анекдоты о том, как Вольф Григорьевич, на спор вышел без пропуска из здания на Лубянке. Мессинг постепенно обретал черты народного героя, против которого бессильны милиционеры, кэгэбисты и сам Сталин.
Из книги «Атлас тайн и загадок»

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 14 янв 2010, 11:28
Сан Саныч
...Жене становилось все хуже: она прошла курс химиотерапии, ей делали облучение, но это почти не помогло. Аида по-прежнему ассистировала ему во время выступлений, но последние гастроли едва не закончились трагедией.
В пути Аиде стало совсем плохо, и ему пришлось делать ей уколы. Когда поезд пришел в Москву, он вынес ее из вагона на руках. Но она все также отказывалась ложиться в больницу, и врачи приходили к ним домой. Однажды в их квартиру пожаловали важные гости: директор института онкологии Николай Блохин и гематолог Иосиф Кассирский. Блохин сказал ему, что отчаиваться не надо, болезнь может отступить, даже в таком состоянии у пациентов, случается, наступает улучшение, и живут еще долгое время...
Он не дослушал: ходуном заходили руки, на лице появились красные пятна, искаженный волнением голос сорвался в фальцет:
- Не говорите чепухи! Я не ребенок, я Вольф Мессинг! Она не поправится, она умрет... Она умрет второго августа 1960 года в семь часов вечера.
Второго августа знаменитый телепат Вольф Мессинг стал вдовцом.

Аида Михайловна умерла, ему же казалось, что оборвалась и его жизнь. Девять месяцев депрессии, успокоительные, витамины, телеграммы с соболезнованиями, осторожные звонки старых знакомых, с которыми ему не хотелось разговаривать. А затем потянулось размеренное, монотонное, сводящее с ума существование.
В маленькой квартире на Новопесчаной улице жили он, сестра его жены и две маленькие собачки, Машенька и Пушинка. Он вставал в восемь утра и гулял с собаками, вернувшись домой, читал, в десять завтракал, в четыре обедал, потом смотрел телевизор и в двенадцать был в постели.

Мессинг не ходил в театр, не бывал в кино; дом, становившиеся все более редкими гастроли, посещение стареющих, мало-помалу исчезавших с его горизонта друзей - мир понемногу суживался до размеров комнаты, и тут ему было комфортно.
На стенах кабинета висели дипломы, на книжных полках стояли привезенные со всех концов страны сувениры, в углу кабинета приткнулся обитый железом, запертый на ключ сундук - никто из друзей не знал, что в нем хранится. Поговаривали, что Вольф не доверяет сберкассе и держит свои сокровища дома. В том, что сокровища существуют, не сомневался никто: Мессинг очень хорошо зарабатывал, на его правой руке сверкал огромный бриллиант.

А на рабочем столе Мессинга лежал истрепанный старый молитвенник. Верующим он себя не считал, но не убирал его со стола с тех пор, как поселился в этой квартире. Молитвенник ему подарила мать: прикасаясь к вытертому до матерчатой основы переплету, пожилой человек пытался вспомнить детство. Оно возвращалось обрывками воспоминаний, не складывающимися в единое целое кусками картинок (еще совсем не старый отец нагнулся к грядке с клубникой, широко улыбается мать) и - это чувствовалось острее всего - памятными в течение десятилетий ощущениями.
Звон металла, плеск, холодное прикосновение воды. Так его отучали от лунатизма: около постели ставили таз с водой, мальчик спотыкался, падал на пол - и просыпался.
Обжигающая боль - всем средствам воспитания отец предпочитал розгу.
Жажда, зной, усталость - отец арендовал крохотный участок земли в местечке Гура-Кальвария неподалеку от Варшавы, и работать в саду приходилось и старым, и малым.

И, наконец, никогда больше не посещавшее его чувство священного ужаса, леденящего кровь, поднимающего дыбом волосы, приковывающего к земле и в то же время просветляющего душу. Так было, когда ему явился ангел Божий: огромный, бородатый, закутанный в белые одежды, страшно сверкающий глазами. Ангел молвил:
- Сын мой! Я послан тебе свыше предречь будущее твое служение Богу. Иди в иешиву. Богу будет угодна твоя молитва.
И юный Мессинг, страшно не желавший идти в раввины, подчинился воле набожного и властного отца.

Это скверное воспоминание, оно приходило к нему не часто. Во всяком случае, раньше. Теперь все было по-другому: после выступлений он возвращался в гостиницу, снимал пиджак, вытягивался на диване, закрывал глаза, задремывал - и просыпался от того детского, давно забытого ощущения. Ужас, смятение, предчувствие чего-то великого. Он просыпался и думал, что это предчувствие смерти.

Наверное, дело было в том, что ему становилось все тяжелее работать - семьдесят с лишним лет давали о себе знать. Набитые публикой залы - ДК, клубы, провинциальные филармонии, госучреждения. Он напряженно вслушивается в мысли тех, кто дает ему задания: надо подойти к даме, сидящей в первом ряду, и поздравить ее с днем рождения или найти спрятанную за батареей парового отопления перьевую ручку.
Мысли зала сливаются, надо услышать нужный голос, а кто-то сбивает его и твердит, что ручка спрятана под шкафом. А другой пытается выставить телепата дураком и просит взять у него из рук цветок и сунуть даме за декольте.

Тогда он выходит на авансцену и говорит:
- Молодой человек в третьем ряду! Да, вы, вы, в сером свитере. Немедленно прекратите, мне надоели ваши бесстыдные мысли. Я показываю психологические опыты, а не эротическое шоу.

Это выматывало; в молодости такие вещи давались легче. Техники было меньше, зато куда больше сил. А теперь Мессинг был готов проклясть свой дар: он отлично знал, что с ним произойдет в будущем, предощущал самые страшные подробности. Но чем могли помочь ему, старику, его мистические способности, давно ставшие рутиной?

...Они открылись внезапно - так, что он испугался самого себя. Он трясся под лавкой в вагоне третьего класса, слушал, как кондуктор спрашивает билеты у пассажиров, и страшно, до судорог, боялся - у него билета не было. Его высадят на следующей же остановке, ему придется побираться на глухом полустанке, и скоро он умрет где-нибудь на дороге; родители не узнают о смерти сына, и тот уйдет в иной мир с их проклятием.
А чего еще заслуживает мальчишка, сбежавший из иешивы, взломав и опустошив кружку для церковных пожертвований?

Он дрожал от ужаса, но не жалел о том, что сделал: Вольф Мессинг считал, что родители его предали. Два дня назад на пороге иешивы появился нищий: огромный рост, борода, горящие глаза - Мессинг сразу узнал в нем явившегося ему ангела. Он понял, что отец обманул его: нищий стал главным действующим лицом домашнего спектакля, а потрясенный, принявший все за чистую монету мальчик - единственным зрителем. И тогда он решил все бросить и бежать в Берлин. Почему именно в Берлин, а не в Варшаву или Москву, он, пожалуй, не смог бы объяснить - но этого у него никто и не спрашивал...

Вагон качало на стыках рельсов, по стенам метались тени: все освещение составляли два свечных огарка в стеклянных фонарях. Кондуктор заглянул под лавку и увидел Мессинга:
- Молодой человек, ваш билет!
И он окончательно впал в безумие.
Мальчик пошарил вокруг себя, схватил обрывок газеты и протянул кондуктору. Ему отчаянно хотелось, чтобы тот принял грязную бумажку за билет. Их взгляды встретились, Мессинг сжался от волевого усилия, кондуктор повертел бумажку в руках и сунул ее в компостер:
- Зачем же вы с билетом под лавкой едете? Через два часа будем на месте...

Так он узнал о своих способностях, а пользоваться ими его научили в Берлине.

...После спектаклей к Мессингу подходили люди. Он выступал по всей стране, жителям Кудымкара и Солнечногорска заезжий телепат казался волшебником. Шахтеры, ткачихи и рабочие производящих стиральные машины (комбайны, грампластинки, пароварки...) заводов расспрашивали его о привольной и красивой жизни артиста:
- Скажите, товарищ Мессинг, вы и в самом деле повидали весь мир? Вы и вправду были в Париже?
Он улыбался, кивал, бурчал что-то неопределенное. К старости Вольф Мессинг стал законченным пессимистом, да и прошлое рисовалось ему почти исключительно в черном цвете.

Мессинг возвращался в гостиницу, снимал костюм, и надевал пижаму, пил чай с лимоном и ложился на жесткий диванчик. Он вспоминал свое выступление и дурацкие реплики зрителей: «У вас такая яркая жизнь!» Надо же придумать этакую дурь! Полежала бы ты, голубушка, в гробу в берлинском паноптикуме, узнала бы, что такое жизнь артиста...

Берлинский паноптикум был самым ярким из его воспоминаний: еще вчера мальчик Вольф тихо жил в польском местечке Гура-Кальвария под присмотром сурового отца, а теперь рядом с ним были бородатая женщина, шустро кокетничавшие с посетителями дамы - сиамские близнецы, жонглировавший огромными гирями силач, рисовавший ногами безрукий. А гвоздем представления был он, «живой труп», без дыхания и пульса лежавший в стеклянном гробу. Позже он научился отключать боль, и на глазах у зрителей протыкал себе тело длинными иглами (его антрепренер к тому времени основательно растолстел, начал одеваться у лучших портных и обзавелся золотыми часами). Еще позже он стал читать мысли - и у импресарио появился собственный выезд.

...А началось все с того, что он, еле живой от голода и усталости, потерял сознание на берлинской улице. Его подняли, отнесли в больницу, а оттуда отправили в морг: у мальчишки не было признаков ни дыхания, ни пульса, и он должен был попасть на стол анатомички. Вольфу Мессингу повезло: он достался дельному студенту. Тот сумел услышать легкий, едва уловимый шум и понял, что у мертвеца бьется сердце. На третий день Мессинга привел в себя знаменитый берлинский психиатр и невропатолог Абель. Он объяснил мальчику, что тот наделен фантастической способностью управлять своим организмом: чтобы сохранить силы, истощенный Мессинг впал в каталепсию. А еще он сказал, что Вольф удивительный медиум.

И начались тренировки: Абель отдавал ему мысленные приказы, и Мессинг отыскивал спрятанную в печке серебряную монетку. Он учился слушать чужие мысли, учился различать в хоре одновременно звучащих голосов тот, что был нужен, ради этого стал частым гостем на рынке. Мессинг шел вдоль рядов и (позднее он сравнивал это с включением все новых и новых станций радиоприемника) слушал мысли крестьянок. Для того, чтобы проверить себя, он подходил к прилавку и говорил, проникновенно заглянув торговке в глаза:
- Не волнуйся. Дочка не забудет подоить коров и дать корм поросятам... Она у тебя смышленая.
Крестьянка взвизгивала и шарахалась. Через неделю торговки считали его гоблином.
Он зарабатывал пять марок в день и казался себе богачом. Нынешний Вольф Мессинг - одинокий, во всем разуверившийся, тяготившийся своим даром - бесконечно далек от этого шустрого, любопытного, впервые открывающего для себя мир мальчика.
Двенадцатилетний Мессинг точно знал, что его ждет много интересного. И он оказался прав.

Идут месяцы, его номера становятся все сложнее.
Во время представления в паноптикум врываются «разбойники»; они грабят толстого коммерсанта с огромными усами (это такой же циркач), раздают его вещи публике, а Мессинг находит их, читая мысли зрителей. Чтобы сделать себе рекламу, он ездит по городу, управляя автомобилем, - и глаза у него при этом завязаны. Маршрут определяет тот, кто сидит рядом: он не произносит ни слова, Мессинг читает его мысли.

Так начиналась шумная, докатившаяся даже до его родного местечка Гура-Кальвария слава: родители стали получать приличные денежные переводы и утешились. Они даже хвастались перед соседями письмами, приходившими из Лондона, Парижа и Буэнос-Айреса. Толстого антрепренера Мессинг поймал на воровстве и уволил; теперь у него был настоящий менеджер, возивший его по всему миру.

Так прошло около двадцати пяти лет - и что же он теперь может вспомнить? Встречи с Эйнштейном и Фрейдом, живо интересовавшимися его способностями? Уголовные дела, которые он помогал распутывать? Происки люто ненавидевших его конкурентов? Прошла целая жизнь, а в памяти зацепились лишь несколько случаев - их-то он и перебирал, устроившись на гостиничном диване и прислушиваясь к доносившимся через картонные перегородки голосам соседей.

Великий Боже, какой контраст: мычание пьяного командированного, рассказывающего случайным собутыльникам о жене-стерве, и изысканно-вежливая речь графа Чарторыйского, предлагающего пану Мессингу отправиться в его родовой замок на личном графском самолете!
У графа пропала оценивавшаяся в 800000 злотых бриллиантовая брошь; своей прислуге он доверял, сыщики не смогли найти вора. Тогда Чарторыйский обратился к Мессингу. Тот прилетел в имение, и прислуге его представили как художника. У молодого человека были длинные волосы, артистически-небрежный костюм, и в замке этому поверили.

Слуги позировали художнику, Мессинг слушал их мысли - все они были честными людьми.
Один из обитателей замка поставил его в тупик: его мысли были закрыты, словно их окутывал плотный занавес. Мессинг расспросил о нем прислугу, и ему рассказали, что одиннадцатилетний мальчик, сын лакея, с детства страдает слабоумием.
Ясновидение здесь не могло помочь, и он решился на эксперимент.

Художник рисует, мальчик позирует. Сеанс подходит к концу; Мессинг вынимает из кармана большие блестящие золотые часы, небрежно покрутив их, кладет на стол, выходит из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Он замирает у порога, прильнув к замочной скважине: оглядевшись, мальчик бросается к часам, играет с ними, а затем подбегает к стоявшему в углу чучелу медведя и сует их в открытую пасть!

Там оказались и графская брошь, и давно пропавшие кольца, и серебряные ложки, и осколки стекла. Клад оценили в миллион злотых. По контракту Мессингу полагалось 25 процентов от его стоимости, но он не принял гонорар. Вместо этого Вольф обратился к графу с личной просьбой. Пан Чарторыйский был влиятельным политиком: он не дал пройти законопроекту, ущемлявшему права польских евреев.

...Богатый парижский банкир Денадье сходил с ума от ужаса. Его жена недавно скончалась, он обвенчался с красивой молодой женщиной, но та не ладила с его дочкой от первого брака - скандал следовал за скандалом, в придачу его начали преследовать мистические видения. Дочка сказала, что покойная мама видит решительно все и никогда не простит предательства, и висевший в гостиной портрет первой жены по вечерам начал укоризненно качать головой. Старик похудел, окончательно поседел, стал заговариваться, но каждый вечер шел в гостиную и садился перед портретом: ему казалось, что жена хочет ему что-то сказать...

Парижскую полицию этот экстравагантный случай поставил в тупик. Обратились к Мессингу, и он быстро разобрался, в чем дело. Телепат поговорил со второй женой банкира, поболтал с его дочкой, а затем подошел к портрету, сильно потянул его на себя, и все увидели, что в стене пробита дыра. В нее уходил тонкий шелковый шнурок, привязанный к внутренней стороне рамы, свободный конец находился в смежной комнате, принадлежавшей банкирской дочке.

Вторая жена и дочь сговорились отправить беднягу в сумасшедший дом, а затем разделить наследство... Это дело попало в газеты и принесло Мессингу большую известность: полиции всего мира стали приглашать его для консультаций.
Он встречался с самым знаменитым телепатом предвоенной Европы, будущим астрологом Гитлера, грузным и грубым Эриком Гануссеном. Они всмотрелись друг в друга, прощупали мысли, и взбешенный немец отвернулся, буркнув «доннер-веттер», - Гануссен понял, что перед ним достойный соперник.

Конкуренты пытались скомпрометировать Мессинга, но разве можно провести того, кто читает в чужих душах? Он понял, о чем думает подосланная к нему дама, вежливо извинился, вышел из комнаты и отправил ассистента за полицией. Женщина добросовестно отработала свой гонорар: сняла кофточку, разорвала блузку, вцепилась в Мессинга, закричала: «Помогите, насилуют!..»
И тут ее арестовали.

Гануссен предсказывал будущее Гитлеру (за это он в конце концов и поплатился жизнью), Мессинг же стал личным консультантом польского диктатора, суеверного, как женщина, маршала Пилсудского.

Дворец Бельведер, вежливые адъютанты, седоусый старик - ныне «начальник государства», а в прошлом заговорщик, политкаторжанин, полководец, разбивший Тухачевского у варшавских пригородов... Немолодой Юзеф Пилсудский был влюблен в очаровательную и умную Евгению Левицкую и боялся за ее будущее. После скоропостижной смерти пани Левицкой в Варшаве поговаривали о яде...

Как давно это было и как далеко от города Кудымкара и пьяного армейского майора, блюющего в гостиничном коридоре!

С гастролей Мессинг возвращался к себе, на Новопесчаную улицу. Там было тесновато, но много ли места надо старому холостяку и двум его собачкам? И все же пришло время переезжать: достроили кооперативный дом на улице Герцена. Деньги на кооператив были сданы в старые времена, теперь Вольфу Мессингу предстояло перебраться ближе к центру и поселиться рядом с народными и заслуженными артистами - дом считался элитным... Вещи были сложены, на Новопесчаную уже наведывались новые хозяева, а он все бродил среди чемоданов и узлов и не мог заставить себя спуститься вниз, к стоявшей у подъезда грузовой машине.

В этой квартире они с Аидой жили с 1954 года. Выделили ее по личному распоряжению Сталина. Вольф Мессинг заинтересовал вождя - в противном случае его жизнь оборвалась бы тридцать с лишним лет назад.

Когда немецкие армии вошли в Польшу, он находился в Варшаве. Еврей не мог выжить в оккупированной фашистами стране. Но была и еще одна причина, превратившая его в затравленную охотниками дичь, - несколько месяцев назад на одном из выступлений его спросили, что будет, если Гитлер нападет на Польшу. Он ответил: повернув на восток, Гитлер погибнет.

Фюрер был суеверен: после того как пала Варшава, на стенах домов появились плакаты. За голову Мессинга обещали 200000 марок.
Его арестовали прямо на улице. Офицер улыбнулся: «Ты Вольф Мессинг! Это ты предсказал смерть фюрера!» - отступил, размахнулся и одним ударом выбил ему шесть зубов. Мессинг пришел в себя в карцере полицейского участка, с лязгом захлопнулась железная дверь, и он понял: если не удастся уйти сейчас, его ждет смерть.

У него было еще одно умение, до сих пор он им не злоупотреблял, теперь оно пригодилось. Обычно гипнотизеру надо видеть того, с кем он работает, но Мессинг умел подчинять себе людей и на расстоянии.
Он напряг все силы и заставил прийти в свою камеру находившихся в участке полицейских. Затем Мессинг вскочил с койки, выбежал в коридор и закрыл на засов обитую железом дверь.

Из Варшавы его вывезли на заваленной сеном телеге на другую сторону Западного Буга, в зону советской оккупации, переправили на рыбачьей плоскодонке.

Окончание следует.

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 14 янв 2010, 11:32
Сан Саныч
Новая жизнь началась с того, что Мессинг заночевал в набитой беженцами синагоге; до квартиры на Новопесчаной было еще очень далеко. Он наведался в отдел искусств горкома и попытался договориться о выступлениях; на первомайской демонстрации Мессинг нес большой портрет Сталина... Новая жизнь казалась странной, но главное - он продолжал жить. Его близким повезло меньше; известий об отце и братьях Вольф Мессинг не получал, но точно знал, что никого из них больше нет.

...Он вспоминал свою жизнь и медлил, не решаясь оставить квартиру на Новопесчаной. В 1944 году на гастролях в Новосибирске он встретил и полюбил женщину; он объяснился ей в любви на ломаном русском; Аида Михайловна стала его ассистенткой, затем женой. Когда закончилась война, они с Аидой перебрались в Москву. Первые четыре года их домом был гостиничный номер, потом они обзавелись своим гнездом... Пятнадцать лет вместе - целая жизнь!

Сейчас от нее остались лишь пожелтевшие фотографии, упакованные в один из узлов. Надо благодарить судьбу и за это: его могли убить в Варшаве, могли стереть в порошок и здесь, в Москве.

Впервые он оказался в столице весной 1941 года: два человека в форменных фуражках поднялись на сцену гомельского клуба, извинились перед зрителями, посадили его в машину. Поезд, вокзал, гостиница, снова машина, большой дом, комната с обитыми деревянными панелями стенами, человек с большими усами... Вольф Мессинг сказал Сталину, что носил его на руках.

Вождь удивленно поднял брови, и Мессинг добавил: «Во время демонстрации». Вождь улыбнулся и начал расспрашивать его о Польше и Пилсудском... Больше Вольф Мессинг об их встрече не рассказывал ничего. Однажды привел две реплики. Сталинскую:
- Ох, и хитрец вы, Мессинг!
И свою:
- Это не я хитрец. Вот вы так действительно хитрец.

А о чем они разговаривали позже, во время других встреч, Мессинг не упомянул вовсе. По Москве ходили слухи, что Мессинг отсоветовал любимому сыну Сталина Василию лететь в Свердловск вместе с хоккейной командой ВВС. Отец велел ему ехать поездом - и Василий добрался до Свердловска целый и невредимый. А самолет разбился, и все хоккеисты погибли. Но стоит ли верить сплетне?

Как бы то ни было, вождь позволил ему жить - и даже с некоторым комфортом.
Теперь это тоже уходило в прошлое. Он чувствовал, что его путь подходит к концу, и оттягивал окончательное прощание со старым домом: впереди была черная дыра, долгое, постылое, мучительное существование...

Заглядывать в будущее не хотелось, уж лучше думать о прошлом. 1941 год: по приказанию Сталина НКВД проверяет его способности. Он входит в здание Госбанка и протягивает кассиру лист вырванной из блокнота бумаги. Тот внимательно рассматривает ее, насаживает на гвоздик с погашенными чеками и отсчитывает сто тысяч.
Второе задание оказалось сложнее: он должен был без документов и пропуска войти в кабинет Берии, а затем выбраться из здания Наркомата внутренних дел на улицу. Мессингу удалось и это.

Тогда ему было за что бороться: на одной чаше весов была смерть, на другой - любовь и счастливая семейная жизнь; он точно знал, что они у него будут...

Вольф Мессинг еще раз оглядел опустошенную переездом комнату, пожал плечами и отправился вниз, к машине. Надо было жить и работать, не думая о том, что 8 октября 1974 года у него откажут почки, и он умрет от отека легких.

Здесь 3 книги и документ:

Вольф Мессинг. О самом себе.
Володарский Э.Я. Вольф Мессинг. Видевший сквозь время
Надежда Димова. Вольф Мессинг. Драма жизни великого гипнотизера
Рассказ Саи Бабы о Вольфе Мессинге.

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 16 янв 2010, 21:17
Сан Саныч
Первый ученик

Генрих: Но позвольте! Если глубоко рассмотреть, то я лично ни в чем не виноват. Меня так учили.
Ланцелот: Всех учили. Но зачем ты оказался первым учеником, скотина такая?

Евгений Шварц. «Дракон»

Незадолго до нашего отъезда из Ленинграда, переключая программы, – их было, кажется, три – я наткнулся на передачу о юбилее Матвея Блантера. Блантеру исполнилось восемьдесят. В каком-то помпезном зале сидели важные люди, а на сцене в это время пел, по-моему, Кобзон:
Летят перелетные птицы
В осенней дали голубой,
Летят они в жаркие страны,
А я остаюся с тобой.

А я остаюся с тобою,
Родная навеки страна!
Не нужен мне берег турецкий,
И Африка мне не нужна.

Кобзон пел, делая драматические ударения, а камера скользила по рядам, показывая одного за другим насупленных советских монстров, пока не остановилась на Сергее Михалкове, которого двадцатью годами позже прозвали «трижды гимнюком Советского Союза». В те времена он был всего лишь только дважды гимнюком. На Михалкове камера остановилась, как бы фиксируя отношение зала к произносимым на сцене словам. «Не нужен мне берег турецкий», – присягал Кобзон, и Сергей Владимирович в зале кивал головой: «Не нужен, не нужен. Верно, правильно – не нужен».

Матвей Блантер служил полезным евреем, безропотно и безотказно сочиняя то, что требовалось режиму – и про перелетных птиц, и про Сталина. Но удивительным образом эта работа в идеологической обслуге не вытравила его живую душу, и, сочинив «им» про Сталина, олицетворяющего «нашу славу боевую», он умел написать и такое, что не просто задевало каждого, а выражало самый дух народа. Народа, который, слушая эти песни, – «Катюшу», «В лесу прифронтовом», «Враги сожгли родную хату» – удивительным образом осознавал себя действительно не русским, не еврейским, не каким-то еще, а именно советским народом (вне зависимости от нашего отношения к этому словосочетанию). Как ему удалось сохранить в себе художника, я не знаю.

Я не собираюсь рассуждать о вине и искуплении, не собираюсь изображать, будто знаю такую меру добра и зла – из палаты мер и весов, – которая позволит сделать окончательный вывод и повесить на жизнь человека однозначный ярлык. Все, что я хочу сказать – дьяволу не удалось здесь ни купить, ни уничтожить тот дар, которым наделил человека Бог.
В первых кадрах фильма «Сталин подумал о вас» мы опять, почти четверть века спустя, в том же помпезном зале, заполненном серьезными ответственными людьми. На сцене другой юбиляр, который празднует свое, кажется, стопятилетие. И тот же Сергей Владимирович Михалков среди зрителей, в первых рядах, – и так же аплодирует одобрительно. (В скобках замечу, что теперь среди ответственных людей присутствует и Михалков-младший, Никита Сергеевич. Хоть и не сподобил его Бог талантом сочинять стихи, но талант гимнюка он, несомненно, от батюшки унаследовал).

А на сцене четверть века спустя другой полезный еврей – Борис Ефимович Ефимов по фамилии Фридлянд. Человек, посвятивший свою жизнь политической карикатуре.
Фильм про него. Это о нем однажды – и даже не однажды – подумал Сталин.

Борис Ефимович Ефимов рисовал всех и все, что велело начальство, зачастую, впрочем, даже опережая начальственные указания. Наверное, легче сказать, чего Борис Ефимов не рисовал за свои сто восемь лет. Не довелось ему, например, рисовать евреев, замешивающих мацу на крови христианских младенцев. Своим политическим карандашом Борис Ефимов мог бы сделать это очень убедительно – смешно и страшно. Но не случилось. Не поступило команды. Зато не без успеха рисовал он и безродных космополитов, и носатых врачей-убийц, и сионистов, израильских оккупантов, убивающих мирных арабов. Ему не пришлось рисовать своего брата, Михаила Кольцова, с омерзительной улыбкой продающим иностранным агентам советскую власть, но зато ему случилось – и не раз – изображать «Иудушку Троцкого», того самого Троцкого, который тремя годами раньше написал предисловие к первой книжке его карикатур, Троцкого, которого Борис Ефимов, по его собственным словам, уважал и которым восхищался. Он рисовал и фашистских преступников, и «социал-фашистов» (т.е. европейских социал-демократов), и «вейсманистов-морганистов» (т.е. генетиков), и Бухарина (с которым был неплохо знаком лично), и «предателя» Тито в компании с «палачом» Ранковичем и каким-то неприличным Милованом Поповичем, рисовал Есенина с Зиновьевым и Троцким – мол, одного поля ягоды, рисовал милитаристов Эйзенхауэров-Аденауэров и «литературного власовца» Солженицына.

В новые времена, когда о некоторых моментах истории стало возможным говорить открыто, Борис Ефимов придумал фразу, которую он неизменно повторял почти каждому интервьюеру: «Я не Джордано Бруно, и класть голову на плаху не собирался».

И действительно – человек оказался в нечеловеческих обстоятельствах. Жил бы он себе в Киеве, и, может быть, ничего бы этого с ним не случилось. Но уже вызвал его старший брат в Москву, уже придумал он себе псевдоним Борис Ефимов, уже он отличился на ниве «политической карикатуры», уже заметил его лично товарищ Сталин. Он уже был на виду. И что теперь? Отказываться рисовать уважаемого им Троцкого или безразличного ему Эйзенхауэра? Отказаться, прекрасно зная, что именно последует за таким отказом? Многие ли способны на такое? Можно ли осуждать человека за подобное предательство – предательство самого себя?

Правда, об осуждении нынче никто и не говорит. Нам предлагают Борисом Ефимовым восхищаться. Лично товарищ Путин им восхищен: «Ваше творчество неразрывно связано с жизнью нашей страны и ключевыми моментами ее истории, а художественный почерк знаком миллионам россиян. Представители разных поколений хорошо знают и любят Ваши работы. Ценят их за хлесткую сатиру, неподдельную искренность и мощный нравственный заряд. Глубокого уважения заслуживает Ваша активная гражданская позиция…»

Ему вторит другой президент, товарищ Медведев: «Вы не просто отражали, но и формировали историю XX века. Всегда честно и преданно защищали интересы нашей страны и ее граждан. И миллионы людей отвечают Вам искренней благодарностью за радость встреч с Вашим замечательным творчеством».

Борису Ефимову, говорят в унисон президенты, не в чем себя упрекнуть и не в чем раскаиваться. Даже в том, что он с самого первого дня советской власти до последнего ее дня помогал одурачивать людей, то есть, говоря красиво, не отражал, а формировал историю XX века. Нужно только утвердить современное значение нескольких слов: искренность, нравственность, гражданская позиция, честность и преданность. И все будет в ажуре.

Ну, разумеется, он не Джордано Бруно. Джордано Бруно, как известно, был всего один. Однако прошли людоедские времена, наступили вегетарианские, а Борис Ефимович Ефимов все продолжал рисовать злобных агрессоров, кровавых сионистов, лживых римских пап и предателей-Солженицыных. Ничего не изменилось ни в его стиле, ни в его тематике, ни в его подходе к своему ремеслу первого ученика. Чего нужно сегодня хозяевам, то и сваляем! Искренность, честность, нравственность и гражданская позиция. Все налицо.

Надо сказать, что у Бориса Ефимова была фантастическая память. О своем брате, журналисте и агенте ОГПУ Михаиле Кольцове, он впервые написал для сборника «Михаил Кольцов, каким он был» в 1965 году. В постперестроечные времена Борис Ефимов выпустил собственные мемуары, а в последние годы жизни дал сотни интервью. И каждый раз это выглядело, словно он выучил свои воспоминания наизусть. Ни одному интервьюеру не удавалось вывести Бориса Ефимова за пределы отрепетированной заранее роли, то есть он повторял не только структуру, но и опубликованный текст. Причем нередко слово в слово.

Удивительное существо советский человек! Все мы до определенной степени советские люди, но такие совершенные экземпляры, как Борис Ефимов, встречаются редко. Вспомните, когда вы учились в школе, много ли в вашем классе было первых учеников? Один, а может быть, и ни одного. А тут перед нами выставочный экземпляр, образец. Голый инстинкт выживания и полное отсутствие того, что, наверное, даже у динозавров называлось совестью.

На эту тему рассуждает герой одной замечательной повести (написанной в 1974 году): «В нашем веке стреляются потому, что стыдятся перед другими – перед обществом, перед друзьями… А в прошлом веке стрелялись потому, что стыдились перед собой… Понимаете, в наше время почему-то считается, что сам с собой человек всегда договорится. Вот такие как мы, – что это такое? То ли действительно так хорошо воспитаны временем, страной, то ли мы наоборот, – атавизм, троглодиты? Почему мы так мучаемся? Я не могу разобраться».

Видимо, этот человек все же плохо старался и учился у времени и страны без энтузиазма. Как и почти все мы, остальные-прочие троечники. Те же, кто учился у страны с полной самоотдачей – ее первые ученики, – они ни стреляются и не мучаются. Но их мало, они все же редкость. И даже когда наизусть знаешь то, что они могут сказать, их любопытно послушать. Тем более – на них посмотреть.
* * *
Так рассуждаю я. Но вряд ли так рассуждал молодой американец Кевин Макнир, приступая к работе над картиной «Сталин подумал о вас». Он хотел узнать и понять.
«После колледжа в Ричмонде, штат Вирджиния, я приехал в Лос-Анджелес. Я хотел стать кинорежиссером, как, наверное, еще миллион молодых людей в Америке. Но очень скоро понял, что все эти мои лос-анджелесские сотоварищи действуют по одному и тому же шаблону. Пишут сценарии по одним и тем же рецептам, смотрят те же фильмы, читают те же книги. А на самом-то деле рассказать им не о чем. Таким был первый опыт Лос-Анджелеса.

Однако Лос-Анджелес дал мне и другой опыт. В этом городе живут люди со всего света. На улице вы можете услышать и арабскую речь, и русскую, и испанскую, и польскую. Это само по себе подталкивает вас к тому, чтобы поехать в другие страны, повидать другую жизнь.

У меня была знакомая в Москве, американка, которая редактировала русское издание одного американского глянцевого журнала, она мне написала: приезжай на пару недель, я тебе все здесь покажу.

Я не знал ни слова по-русски. Я читал, конечно, русскую литературу по-английски, а тут я подумал: хорошо бы выучить русский язык. Оформил себе визу на месяц, при этом, честно сказать, прикидывал: вообще-то месяц будет многовато. И вот я живу в Москве уже 12 лет. Мне тогда было двадцать шесть. Я стал работать в журнале, потом в другом, но все думал о кино и, в конце-концов, прожив в Москве три года, я поступил на Высшие курсы сценаристов и режиссеров… Интересно сравнить, как учат в России и в Америке. Первое, что, конечно, бросается в глаза – техника. Убогая техника в России и самая передовая, самая лучшая в Америке. Проще говоря, в плане ремесла вас в Америке научат на высшем уровне. Но если говорить о драматургии, о философии – это гораздо выше в России. Правда, все это было восемь лет назад. Говорят, что теперь при платном – и очень дорогом – образовании там полно жен и дочерей богатых людей, которые воображают, что будут снимать кино, и этих специальных студентов надо ублажать. Не знаю, не могу судить. Так говорят. Но в мое время все было замечательно».

«Сталин подумал о вас» – первый фильм молодого режиссера, и я бы сказал, что Кевину Макниру повезло. Повезло, что он не сделал милый, красивый и бессмысленный проходной фильм. Повезло, что материал, с которым он столкнулся, требовал относиться к нему с максимальной ответственностью. Повезло, что у него был, как он выразился, «искусный противник в словесной борьбе».

Не думайте, Макнир не нападал на своего героя. Он лишь пытался понять и относился к Борису Ефимову с почтением и даже некоторой робостью, но он не мог не заметить зыбкости позиции этого милого трогательного старичка. «Я верил», «мы ничего не знали», «мы все верили», – повторяет Ефимов.

Макнир не спорит с ним, не спрашивает у него в лоб: «Так что же было, Борис Ефимович, одно из двух – вы верили или не готовы были идти на костер?» Не припирает режиссер своего героя к стенке и вопросами о времени, когда от костра оставались только горячие угли. Но при этом Макнир не упускает возможности продемонстрировать двойственность почти каждой фразы, которую он слышит.

Слова об отчаянном героизме Михаила Кольцова и о жестокости вождя по отношению к нему, а также о нечеловеческих пытках, которым Кольцов подвергался, – эти слова Макнир ставит в один ряд со словами Хемингуэя о Кольцове, о том, как Кольцов объяснял Хемингуэю необходимость террора, и о том, как по команде Кольцова (облеченного властью командовать) расстреливали пленных в Испании.

С одной стороны, почти восторженные слова Бориса Ефимова о Троцком, рассказ об их последней встрече, во время которой Троцкий спросил Ефимова: «За что вы меня высылаете?» Вопрос был, надо думать, риторический, но Ефимов в своей манере ответил на него: «Вам, Лев Давыдович, нужно отдохнуть». – «Ах, так это вы меня отдыхать посылаете!» – воскликнул Троцкий. И подал смущенному Ефимову пальто. С другой – уже через несколько дней Борис Ефимов рисовал карикатуры на Троцкого.
С одной стороны, эти коронные слова: «Я не Джордано Бруно, чтобы взойти на костер», с другой: «Что, я должен был пойти в дворники?»

Лишь один-единственный раз Кевин Макнир вступает в конфронтацию со своим героем. «Вы уважали Сталина?» – спрашивает он. И получает ответ: «Всякую силу уважаешь. Сталин – это явление. А мне он подарил жизнь, свободу и работу».
Хороший ответ! Прямо для учебника психологии. Теперь это красиво называется «стокгольмским синдромом».

Но молодой человек с нормальной психикой не может с таким ответом согласиться: «Разве надо благодарить его за то, что он не убил вас? Он не имел права никого убивать».

Борис Ефимов, кажется, все же задумывается на секунду, возможно, он даже жалеет своего наивного интервьюера, который ничегошеньки не понимает. Так или иначе, что-то взвесив, он отвечает после паузы: «Я ему обязан жизнью… Я не могу отказаться от мысли, что я обязан ему существованием».
По-моему, ради этой деликатной и почти бескровной конфронтации стоило снимать фильм.
Ссылка

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 17 янв 2010, 18:13
Сан Саныч
Любовь и смерть Фанни Каплан

По московской улице шла молодая женщина. Шла медленно, потому что у неё было очень плохое зрение, и она еле различала дорогу. Хотя со стороны её слепота была почти не заметна. Прохожие считали, что дама просто о чём-то задумалась.
Она действительно задумалась. Она, Фанни Каплан, вдруг задумалась о своей жизни. Ей вспомнилось, как она, тогда ещё шестнадцатилетняя Фейга Ройтман, девочка из приличной еврейской семьи, влюбилась в обыкновенного бандита Яшку Шмидмана. Родители уезжали в США, звали её с собой, но влюблённая девочка осталась. Если б она тогда могла предвидеть свою судьбу, то послушалась бы родителей и, наверное, прожила бы совсем другую жизнь. Но, в то время ей кроме Яшки никто не был нужен. А Яшка стал анархистом, поняв, что это прибыльнее, чем грабить мастерские белошвеек.

Счастье влюблённой девочки кончилось, когда Яшка задумал убить киевского генерал-губернатора. Фейга тогда пришла к нему в гостиницу на Подоле. А он делал бомбу, но, видимо, сделал что-то не так. Бомба взорвалась прямо в номере. Яшка убежал, а её контузило. Она тогда взяла всю вину на себя и Яшку не выдала. Ей грозила смертная казнь, но сделали скидку на возраст и отправили на пожизненную каторгу.

После всех мытарств она оказалась в тюрьме Нерчинской каторги. Там она начала слепнуть и глохнуть. На каторге она познакомилась с Марией Спиридоновой и под её влиянием стала пламенной эсеркой. Жаль, что не могла многое читать, читала только книжки со шрифтом Брайля. Через пару лет Яшка попался на каком-то ограблении и написал заявление на имя генерального прокурора о том, что девица Каплан во взрыве бомбы не виновата. Бумага пошла по инстанциям, но где-то затерялась.

Освободилась Фанни только через 11 лет, когда в марте 1917 года по личному распоряжению министра юстиции Временного правительства Керенского стали выпускать всех политических. Все эти годы она не могла забыть своего Яшку. После освобождения она стала искать своего возлюбленного. Ей удалось узнать, что Яшка-бандит теперь носит имя Виктора Гарского и является продовольственным комиссаром. Она поехала к нему и с нетерпением ждала свидания. У неё нет никаких вещей, кроме пуховой шали. Эта шаль ей очень дорога, ведь это был подарок Марии Спиридоновой. Но она пошла на рынок и сменяла шаль на кусок французского мыла, чтобы при свидании от неё хорошо пахло.

А на утро после чудесной ночи её Яшка, теперь уже Виктор, вдруг заявил, что больше с ней встречаться не будет. Фанни заплакала от горя. Ведь ради него она испортила себе жизнь, взяла на себя его вину, сидела на каторге, потеряла здоровье. Свобода к Фанни вернулась, а любовь и здоровье - нет.

Выйдя от Виктора, она не знала, что делать. Идти ей было совершенно некуда. И она поехала в Москву к своим подружкам-каторжанкам, единственным оставшимся у неё близким людям. Через некоторое время подруги раздобыли для неё путёвку в Евпаторию. Остановилась она в Доме каторжан. Потом была эта встреча с Дмитрием Ильичом Ульяновым, занимавшим тогда пост народного комиссара здравоохранения Крымской Советской республики.

Фанни говорили, что Дмитрий увлекается выпивкой и женщинами. Он вроде бы даже на заседаниях правительства мог появиться в нетрезвом виде. 28-летняя Каплан приглянулась Дмитрию, и она не смогла устоять. Их любовная связь происходила у всех на глазах. Да, на глазах. А её бедные глаза не могли ви-деть окружающего мира. Своего любовника она различала только во время близости, когда он приближался к ней вплотную.

Дмитрий проникся сочувствием к её болезни и устроил Фанни в Харьковскую офтальмологическую клинику к знаменитому на всю Россию профессору Гиршману. Лечение пошло ей на пользу, она уже могла различать лица с полуметрового расстояния. После клиники она прожила какое-то время в Симферополе, потом вернулась в Москву.

И вот вчера она снова встретилась с Виктором. Она не знает, была ли эта встреча случайной. Он сам её окликнул, ведь она бы не могла разглядеть его издалека. Когда он подошёл, на неё нахлынули прежние чувства. Она не выдержала и разрыдалась, прижавшись к его плечу. Видя её состояние, Виктор немного подумал и согласился встретиться с ней завтра вечером у завода Михельсона.

Почему устраивать свидание надо так далеко, Фанни не спрашивала. Она рада была встречаться с ним где угодно. И вот этим августовским вечером 1918 года она идёт на свидание со своим любимым. Но на душе как-то тяжело. Вот она перебрала в памяти всю свою короткую жизнь, но успокоение не пришло. Её одолевала какая-то тревога.

Тревога Фанни Каплан была не напрасной. Хотя она, конечно, не могла знать о надвигающихся событиях и о том разговоре, который произошёл несколько дней назад между председателем Совнаркома Владимиром Лениным и председателем ВЦИК, по сути, главой государства, Яковом Свердловым.

- Положение наше архисложное, Яков Михайлович. Надо принимать какие-то экстраординарные меры.
- Думаю, Владимир Ильич, что нам сейчас сможет помочь только самое жестокое подавление всех врагов Советской власти.
- Я тоже понимаю, голубчик, что врагов нужно уничтожать. Но это уничтожение нужно ведь как-то оправдать. На нас, батенька, уже и так после расстрела царской семьи весь мир ополчился.
- Это, конечно, плохо, что ополчился. Но ведь не могли, же мы с Вами оставлять белым живое царское знамя.
После некоторого раздумья он добавил:
- Нужна, очевидно, такая же жертва с нашей стороны, чтобы мир теперь ополчился против наших врагов. Это бы оправдало наш, красный террор.
- И кого же, Яков Михайлович, вы предлагаете в качестве такой жертвы?
- Я полагаю, что это должен быть человек самого высокого ранга. И вы, Владимир Ильич, как нельзя лучше подходите на эту роль.
- Вы предлагаете мне ради спасения революции пожертвовать собой?
- Нет, вы меня неправильно поняли, Владимир Ильич. Такой жертвы от вас никто не требует. Нам только нужно будет инсценировать покушение на вашу жизнь.
- Знаете, Яков Михайлович, мне что-то не очень хочется быть подстреленным. И где гарантии, что меня только ранят, а не убьют?
- Да никто, Владимир Ильич, вас не ранит. Нам нужно только инсценировать покушение.
- И куда мне нужно будет деться после этой инсценировки?
- Побудете некоторое время дома. Вам ведь надо будет залечивать раны.

Ленин на некоторое время задумался. Побыть немного дома, это очень хорошо. Ведь он чертовски устал от всего этого напряжения. Кроме того, даёт о себе знать эта проклятая болезнь, которой наградила его парижская проститутка в 1902 году. Когда он впервые узнал о своём заболевании, его это потрясло. Как же тогда революционная деятельность, все его идеи?! Как глупо получилось. И что же теперь - всё бросать и закончить жизнь в каком-нибудь венерическом диспансере? Но постепенно он успокоился. В конце концов ведь сифилисом страдали и Генрих VIII, и Иван Грозный, и Наполеон. И это не помешало им править и войти в историю. Да, подлечиться сейчас будет очень кстати.

- Ну, хорошо. Только, Яков Михайлович, надеюсь, вы понимаете, что всё должно быь сделано архисекретно. Если станет известно, что это инсценировка, нам уже больше никто не поверит. Поэтому, кроме нас двоих о наших планах не должен знать никто, даже Феликс Эдмундович.
- Мы с вами, Владимир Ильич, ведь старые конспираторы и сможем это сделать аккуратно.
- Я на вас надеюсь, Яков Михайлович. И тянуть с этим делом нельзя. Положение угрожающее.
- Мне на подготовку хватит и пары дней. Но желательно, чтобы в нужное время Феликса Эдмундовича не было в городе.
- Хорошо, найдём какой-нибудь повод.

Повод нашёлся быстро. Утром 30 августа в Петрограде убили Урицкого. Ленин тут же позвонил Дзержинскому:
- Феликс Эдмундович, в Питере убили Урицкого. Эти правые эсеры совсем распоясались. Поезжайте в Питер, голубчик, и на месте сами во всём разберитесь.

Следующий звонок был Свердлову:
- Яков Михайлович, в Питере убили Урицкого. Вы уже в курсе? Феликс Эдмундович сейчас туда выезжает. А я вечером выступаю перед рабочими завода Михельсона.

По пятницам политические лидеры обычно выступали перед народом. Но в эту пятницу из-за убийства Урицкого все выступления были отменены. Однако Ленин в этот день поехал сначала на хлебную биржу, а затем в другой конец Москвы на завод Михельсона. Причём, поехал без охраны. Это выглядит странным, потому, что когда Ленин выступал на этом заводе 28 июня, его охранял начальник гарнизона Замоскворечья Блохин. На сцену Ленин тогда вышел в окружении красноармейцев. На просьбы Ленина о том, чтобы они удалились со сцены, солдаты не реагировали. Ленин тогда обратился к Блохину. Тот позвонил Дзержинскому и получил разрешение, чтобы солдаты спустились со сцены, но далеко не уходили. Теперь же, в отсутствие Дзержинского, команду о снятии охраны мог дать только очень высокопоставленный человек.

Фанни Каплан с портфелем и зонтиком уже давно стояла, как договорились, у ворот завода Михельсона, а Виктора всё не было. Может быть с ним что-нибудь случилось? Уличные фонари не горели из-за отсутствия электричества. На улице стало совсем темно. На душе становилось всё тревожнее. Вдруг во дворе завода послышались выстрелы, и из ворот в панике хлынула толпа. Все разбегались кто куда, и только Фани осталась стоять, ничего не понимая. К ней подбежали какие-то люди. Один из них спросил, кто она такая и что здесь делает. Фанни в страхе ответила:
- Это сделала не я.

Их начала окружать толпа, из неё раздались крики:
- Она стреляла, она!
Вооружённые красноармейцы и милиционеры окружили её и привели в комиссариат. Ей было трудно идти, т.к. доставляли большое беспокойство гвозди в ботинках. В комиссариате она первым делом сняла обувь и попросила какой-нибудь бумаги, чтобы подложить в ботинки. Ей начали задавать вопросы: почему она стреляла, сколько раз, куда дела оружие. Она подумала, что стрелял, очевидно, Виктор, и надо опять его выручать. Она говорит, что стреляла, но сколько раз и куда дела оружие, не помнит. Потом приехали какие-то люди и повезли её на Лубянку. Она это поняла по смутным очертаниям здания, которые она смогла рассмотреть. Там ей задавали те же вопросы, но она больше ничего не могла добавить.

После того, как прозвучали выстрелы, Ленин упал, но неудачно и почувствовал резкую боль в левой руке. К нему бросился его шофер Степан Гиль. Ленин был в полном сознании и спросил: "Поймали его или нет?". Из мастерских выбежали несколько человек. Среди них был фельдшер Сафронов. Он оказал Ленину первую помощь, перевязав руку платком. Все настаивали, чтобы шофёр вёз Ленина в ближайшую больницу, но Гиль ответил:
- Ни в какую больницу не повезу, только домой!
- Домой, домой, - подтвердил Ленин.

Гиль попросил в качестве сопровождающих двоих товарищей из завкома и поехал на квартиру Ленина. По прибытии помогли Ленину выйти из машины и хотели отнести его наверх на руках. Но Ленин решительно отказался. Гиль провёл Ленина прямо в спальню и положил на кровать. В дальнейшем Ленин какое-то время ходил с загипсованной рукой.

Почти сразу после выстрелов в Ленина было опубликовано подписанное Свердловым воззвание ВЦИК: "Несколько часов тому назад совершено злодейское покушение на тов. Ленина. По выходе с митинга товарищ Ленин был ранен. Двое стрелявших задержаны. Их личности выясняются. Мы не сомневаемся в том, что и здесь будут найдены следы правых эсеров, следы наймитов англичан и французов".

Ещё даже не выяснены личности задержанных, а глава государства уже назвал заказчиков покушения. В воззвании говорится о двух задержанных. Вторым оказался бывший эсер Александр Протопопов, которого быстро расстреляли без всяких допросов. А то мог ведь наговорить чего-нибудь лишнего. Второй задержанной была Фанни Каплан, которую арестовал помощник комиссара 5-й Московской пехотной дивизии Батулин. В комиссариате допрос проводил следователь Дьяконов. Протокол допроса выглядел так:
"Я Фаня Ефимовна Каплан... Я Сегодня стреляла в Ленина. Я стреляла по собственному побуждению. Сколько раз я выстрелила - не помню. Из какого револьвера я стреляла, не скажу, я не хотела бы говорить подробности. Решение стрелять в Ленина у меня созрело давно. Женщина, которая оказалась при этом событии раненой, мне абсолютно не знакома. Стреляла я в Ленина потому, что считала его предателем революции, и дальнейшее его существование подрывало веру в социализм. В чём это подрывание веры в социализм заключалось, объяснить не хочу. Я считаю себя социалисткой, хотя сейчас ни к какой партии себя не отношу. Я совершила покушение лично от себя".

Она считала, что берёт на себя вину своего Яшки-Виктора, но боялась попасться на мелочах. Поэтому старалась избегать подробностей. Откуда ей было знать, сколько раз там стреляли, и из какого револьвера. Дьяконова же совсем не устраивало совершение покушения "лично от себя". Но больше ничего ему от Фанни выведать не удавалось. Тут приехали товарищи с Лубянки, и Дьяконов с облегчением передал Фанни в распоряжение Петерса, бывшего тогда заместителем Дзержинского.

Вскоре к Петерсу зашёл Свердлов и поинтересовался ходом следствия.
- Ни шатко, ни валко, - вздохнул Петерс.
- Надо дать официальное сообщение в "Известиях" - народ в неведении держать нельзя. Напиши коротко: стрелявшая мол, правая эсерка черновской группы, установлена её связь с самарской организацией, готовившей покушение, и всё такое прочее.
В ответ Петерс развёл руками:
- Никакими фактами, подтверждающими эту версию, я, к сожалению не располагаю. Связями с какой-либо политической организацией от этой дамы пока что не пахнет.
Круто повернувшись, Свердлов сверкнул стёклами пенсне:
- Ну-ну. Вы поработаете с ней, а мы - с вами.

Петерс, заместитель Дзержинского, от этих слов побелел. Ему не раз приходилось слышать это по отношению к другим людям, которых потом расстреливали.

На следующий день на заседании Президиума ВЦИК Петерс начал докладывать о намерении провести следственный эксперимент, о необходимости перепроверить противоречивые показания свидетелей покушения. Свердлов вдруг прервал его доклад:
- Всё это хорошо, и чтобы выявить пособников покушения, следствие надо продолжить. Однако с Каплан придётся решать сегодня. Такова политическая целесообразность
- Доказательств, которыми мы располагаем, недостаточно для вынесения приговора. Суд не примет дело к рассмотрению.
- А никакого суда не будет. В деле её признания есть? Есть. Что же вам ещё нужно? Товарищи, я вношу предложение гражданку Каплан за совершённое ею преступление расстрелять. С её расстрелом мы начнём осуществлять на всей территории республики красный террор против врагов рабоче-крестьянской власти. Само собой, мы напечатаем в газетах, что это ответ на белый террор, началом которого было покушение на жизнь товарища Ленина. Теперь вам всё понятно?- Свердлов обдал ледяным взглядом Петерса.
Тому совсем не хотелось самому попасть под расстрел, и он не стал возражать.

Свердлов хорошо знал Горского и его историю с Фанни Каплан. Сейчас она идеально подходила на роль жертвы. Полуслепая женщина, которая не могла видеть, что в действительности происходило вокруг. Родственников в России у неё нет, следовательно, некому будет поднимать шум и разбираться в этой истории. К тому же, один раз она уже спасла своего любимого и взяла на себя его вину.

И он не ошибся. Она и теперь взяла вину на себя. Теперь нужно быстро завершить дело, пока она не разобралась, что к чему и не отказалась от своих показаний. На чекистов надежда плохая. Они ещё не понимают, что такое политическая целесообразность и могут потребовать открытого и гласного суда. Могут совершить ещё что-нибудь, что может сорвать намеченный план. Тут нужен человек надёжный. Свердлов остановился на кандидатуре Малькова. Бывший матрос Павел Мальков занимал пост коменданта Кремля. Своей карьерой он был обязан Свердлову и готов был выполнить его любой приказ. Утром Малькова вызвал к себе секретарь ВЦИК Аванесов и приказал:
- Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь её здесь, в Кремле под надёжной охраной.

Мальков взял машину, поехал на Лубянку и привёз Каплан в Кремль. Через некоторое время его снова вызвал Аванесов и предъявил постановление ВЧК: "Каплан расстрелять. Приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову".
- Когда? - уточнил Мальков.
- Сегодня. Немедленно.
- Есть!
- Где, ты думаешь, лучше?
- Пожалуй, во дворе автобоевого отряда. В тупике.
Следом стал вопрос, где хоронить. На этот счёт было получено указание Свердлова:
- Хоронить Каплан не будем. Останки уничтожить.

Чтобы не привлекать внимание случайных прохожих, Мальков приказал выкатить несколько грузовиков и запустить двигатели. В тупик он велел загнать легковушку радиатором к воротам и поставить вооружённых латышей. В ходе подготовки к расстрелу Малькову попался Демьян Бедный, с которым он дружил. Узнав о предстоящей экзекуции, Демьян Бедный напросился в свидетели. Подумав, Мальков согласился. Ведь Демьян был по образованию фельдшером, мог пригодиться.
Изображение
Фанни находилась в помещении Кремля и ни о чём не догадывалась. Она не удивилась, когда к ней вошёл Мальков, вывел наружу и приказал: "К машине!". Прозвучала ещё какая-то команда, но Фанни её не расслышала. Взревели моторы грузовиков и легковушки. Фанни шагнула к легковушке, и тут загремели выстрелы. Лично Мальков расстрелял в Фанни всю обойму. Демьяну Бедному пришлось составить акт о наступлении смерти. Он держался бодро. Потом его попросили помочь засунуть ещё тёплый труп в бочку и облить бензином. Мальков никак не мог зажечь отсыревшие спички, и Демьян предложил свои. Наконец, костёр вспыхнул. Когда запахло горелым человеческим мясом, Демьян упал в обморок.
- Интеллигенция, - усмехнулся Мальков и пошёл докладывать о выполнении задания. От Свердлова палач получил благодарность.

4 сентября 1918 года газета "Известия ВЦИК" шла нарасхват. Ажиотаж был из-за нескольких строчек в ней:
"Вчера по постановлению ВЧК расстреляна стрелявшая в тов. Ленина правая эсерка Фанни Ройд (она же Каплан)".

Простой народ ликовал. Бывшие же политкаторжане увидели в этом расстреле нарушение высочайших принципов, за которые они боролись. Мария Спиридонова послала Ленину письмо, в котором говорилось: "И неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой, не могли догадаться не убивать Каплан? Как это было бы красиво и благородно и не по царскому шаблону, как это было бы нужно нашей революции в это время всеобщей оголтелости, остервенения, когда раздаётся только щёлканье зубами, вой боли, злобы или страха и... ни одного звука, ни одного аккорда любви".

И что же Ленин? По свидетельству очевидцев, Надежда Константиновна страшно тяжело переживала расстрел Фанни Каплан, она плакала. А Ленин мрачнел и не хотел говорить на эту тему. И понятно, почему. Он-то знал, что невинная душа этой бедной молодой женщины была принесена в жертву политической целесообразности спасения советской власти. И одной только Фанни Каплан дело не обошлось. После принятия постановления Совнаркома "О красном терроре" только за 2 месяца было арестовано около 32 тысяч человек, более 20 тысяч ни в чём не повинных людей были брошены в тюрьмы, 6185 человек были расстреляны.

Через две недели после истории с Фанни Каплан к Свердлову приехал Виктор Гарский. После беседы он вышел из кабинета, получив большую должность по части снабжения.

Подумать только, как трагична судьба этой женщины! Прожить такую короткую тяжёлую жизнь, погибнуть неизвестно за что. Но ещё и после смерти сколько десятилетий само её имя звучало как проклятие. Даже её однофамильцам очень неуютно жилось все эти годы. Только услышав эту фамилию, у любого невольно возникал вопрос: "А не родственник ли это той самой Фани Каплан?"
Ссылка

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 17 янв 2010, 21:11
Ленок
Этот человек наш соотечественник.Я его очень уважаю.
Доктор Узи Ландау: О национальном достоинстве – для прессы

Сегодня министр национальной инфраструктуры доктор Узи Ландау встретился в конференц-зале тель-авивского отеля "Хилтон" с представителями русскоязычных СМИ.

Журналисты в большинстве своем – народ циничный. Это не удивительно: в преддверии очередных парламентских выборов им приходится выслушивать от политиков (хороших и разных) не только дежурные объяснения в любви к "более чем миллионной общине репатриантов из СНГ", но и – обещания. Одни клянутся, что в случае их избрания "более чем миллионная община" вся поголовно будет трудоустроена по специальности, а пенсионеры заживут (наконец) достойно. Другие дают "честное пионерское", что стоит им войти в Кнессет – как Израиль тут же прекратит пресмыкаться перед арабским миром и в душе народной возродится чувство национального достоинства. Третьи бьют себя кулаком в грудь, суля избирателям повышение минимальной зарплаты на фоне стремительного снижения цен. Четвертые…

Узи Ландау, впрочем, не относится к разряду политиков, красивые слова и невыполненные предвыборные обещания которых превратили журналистов в законченных циников.

Ландау – личность. Сильная, цельная, харизматичная. Оттого и - непредсказуемая. В 2004 году, когда бывший его армейский командир Ариэль Шарон огласил план одностороннего размежевания, Ландау в унисон с Авигдором Либерманом и равом Бени Элоном из "Моледет" однозначно заявил: "Я – против". И был изгнан с министерского поста – подобно раву Элону и Либерману.

Результатом единоличного решения Шарона стало появление в "Ликуде" могучей кучки депутатов-"мятежников". Возглавил ее Ландау. В те нелегкие дни он отдавал себе отчет в том, что политическая карьера закончена: "бульдозер" злопамятен, неповиновения не прощает. Но до заботы ли о продолжении карьеры офицеру-десантнику, сражавшемуся (кстати, под командованием генерала Шарона) с заклятым врагом в Шестидневную войну, в Войну Судного дня и в первую Ливанскую?!

"Я голосовал против размежевания и на заседании правительства, а затем вторично, в Кнессете, когда утверждался Закон об эвакуации и компенсации, - напомнил Узи Ландау в беседе с русскоязычными журналистами. – Не мог я поступиться принципами Жаботинского, Менахема Бегина и Ицхака Шамира".

Ландау поступил не только по совести – по убеждению.



…Сейчас, по прошествии четырех лет после сноса цветущих поселений и изгнания из Гуш-Катифа еврейских граждан, даже школьнику известно, что отступление было фатальной ошибкой: на месте арафатовского "Фатахлэнда" возник еще более зловещий исламистский "Хамастан". И в дни операции "Литой свинец" 122-миллиметровые "грады" взрывались уже не в "периферийном" Сдероте, а в Ашдоде, Беэр-Шеве и в окрестностях Явне…

Не обошел эти факты на встрече с журналистами и Узи Ландау. Да и вообще, реалии Ближнего Востока, а не красивые галутные теории должны лежать в основе политики в нашем взрывоопасном регионе, считает министр национальной инфраструктуры.

"В сфере политики я придерживаюсь принципов Владимира Жаботинского, - сказал Узи Ландау. – Создание на этой земле Еврейского государства восстановило историческую справедливость. Мы здесь, потому что это – наша родина. И в нашем противостоянии с арабами мы никоим образом не должны этого стесняться - напротив, мы обязаны говорить им правду: мы согласны с тем, что арабские граждане должны пользоваться в государстве Израиль всеми правами, но никаким историческим правом на эту землю – Эрец-Исраэль они не обладают".

С точки зрения Узи Ландау, роковой ошибкой всех правительств Израиля в последние 10 лет является судорожный поиск территориального компромисса, на базе которого политики надеются укрепить безопасность.

"Арабы тем временем гнут очень правильную линию: они борются за справедливость, за свои права, - объяснил Узи Ландау. - Они внушают всему миру, что Израиль превратил их в беженцев и в жертв. А мы все время оправдываемся и извиняемся. Это нужно прекратить. Никогда – на протяжение всей истории - не существовало на этой земле арабского палестинского государства. И никогда не был Иерусалим столицей какого-либо арабского государства. И Храмовая гора никогда не считалась центром мирового ислама. В глазах всего цивилизованного мира Эрец-Исраэль по праву принадлежит еврейскому народу".

Однако, констатировал Ландау, системный сбой в политике (и ментальности) израильских правительств в последние годы принес крайне опасные для государства результаты:

"В последнее время весь мир считает, что Израиль только тем и занимается, что ищет шанса поскорее пойти на территориальный компромисс. Тем временем терроризм все чаще представляют единственным "оружием" слабых и отчаявшихся, оправдывая его таким образом. Лично я убежден: мира с арабами можно добиться, но – только с позиции силы. И никак не за счет уступок. Производным всех уступок последних лет стал террор".

Узи Ландау привел причинно-следственные связи: после вывода израильских войск из сектора Газа к власти там пришел ХАМАС – террор возобновился с новой силой. После отступления из Ливана "Хизбалла" укрепилась до такой степени, что во время Второй ливанской войны более миллиона граждан Израиля были вынуждены прятаться в убежищах, а сейчас уже не правительство Ливана диктует Насралле свои условия – "Хизбалла" держит в заложниках премьера Саада Харири.

Доктор Ландау подчеркнул: Израиль обязан вырваться из плена ошибочной концепции, в основе которой лежит иллюзия, будто мира с арабами можно достичь за счет односторонних уступок.

- Почему мы должны добровольно уступать исключительно ради того, чтобы арабы возобновили с нами переговоры? – сказал министр. – Здоровая нация ни при каких обстоятельствах не отказывается от части своей земли, от родины. Даже прагматичный правитель, пытающийся вести переговоры по принципу "Ты мне, я тебе", не должен принимать никаких предварительных условий противоположной стороны еще до возобновления каких бы то ни было контактов с врагом. Де-факто Израиль находится сейчас в состоянии войны с арабами. Когда я служил в армии, у нас говорили: побеждает тот, кому удалось разгромить врага, а не задобрить подачками
http://www.zman.com/news/2010/01/14/65203.html

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 17 янв 2010, 21:25
Сан Саныч
Ленок писал(а):Этот человек наш соотечественник.Я его очень уважаю.
Изображение
Хеврон, в прошлом году.

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 18 янв 2010, 02:14
Ленок
У меня тоже есть фотографии с ним...

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 18 янв 2010, 02:40
Lilah
Ленок писал(а):У меня тоже есть фотографии с ним...

Дык поставь - интересно же!

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 18 янв 2010, 11:13
Ленок
Не умею...

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 19 янв 2010, 18:56
Lilah
Ленок писал(а):Не умею...
Вот здесь.
viewtopic.php?p=5472#p5472

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 25 янв 2010, 00:14
Ahava
Сан Саныч писал(а):
Вольф Мессинг - человек, видевший сквозь время
(10 сентября 1899, Гура-Кальвария, Варшавская губерния - 8 ноября 1974, Москва)

Докфильм про него смотрела. Вот что с ним сейчас :somnenie: интересно..
смерть Сталину предсказал и жив остался)

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 25 янв 2010, 00:30
Сан Саныч
Ahava писал(а):что с ним сейчас интересно
Это в каком смысле?

Re: Рассказы о евреях - знаменитых и не очень.

СообщениеДобавлено: 26 янв 2010, 11:26
Сан Саныч
30 января исполняется 110 лет со дня рождения «советского Моцарта» ИСААКА ОСИПОВИЧА ДУНАЕВСКОГО - создателя замечательной джазовой музыки, музыкальной кинокомедии, новой массовой песни, оперетты.

Изображение
Исаак Осипович Дунаевский
(1900 — 1955)

При видимой глянцевости своей биографии и обласканности властями, он пережил очень нелегкий период в конце 40-х начале 50-х годов.

А еще Исаак Дунаевский, вернее многие его песни, у меня часто ассоциируютcя с другим Исааком, с Левитаном, точнее, с настроением от его картины «Свежий ветер». Этот летний солнечный день, голубое небо, речной простор и свежий, вольный ветер я явственно ощущаю в музыке Дунаевского.

Изображение

Он с оздал 14 оперетт, 3 балета, 2 кантаты, 80 хоров, 80 песен и романсов, музыку к 88 драматическим спектаклям и 42 кинофильмам, 43 сочинения для эстрады и 12 для джаз-оркестра, 17 мело-декламаций, 52 симфонических и 47 фортепианных произведений. И при этом во всех сочинениях Исаака Осиповича есть мелодия!

Ему принадлежат неувядаемые уже много десятилетий: «Как много девушек хороших», «И тот, кто с песней по жизни шагает»,«А ну ка песню нам пропой, веселый ветер», «Капитан, капитан, улыбнитесь», «Весна идет», «Ой, цветет калина», «Каким ты был, таким ты и остался», «Школьный вальс», «Не забывай», «До чего же хорошо кругом», «Летите, голуби!» и т.д., и т.д., т.д.. А ещё были: «Пепита-дьяволо», «Одесса - мой город родной» и другие песни из его прекрасных оперетт.

Он мог стать даже автором официального государственного гимна СССР с песней «Широка страна моя», но Cталин решил не допустить, чтобы под нотами гимна стояли такие фамилия, имя и отчество.

При этом, посвятив свое основное творчество советской музыкальной культуре, Дунаевский всю жизнь оставался верен своим еврейским корням. Он свободно читал и разговаривал на идише, знал наизусть многие молитвы. В 1934 году он читал поминальный «Кадиш» по умершему отцу. Дунаевский обожал творчество Шолом Алейхема, любил и знал истории из Та'наха.

**********************

Исаак Осипович Дунаевский родился 30 января 1900 года в Украине в городке Лохвица Полтавской губернии в еврейской семье. Его отец — мелкий банковский служащий Цале-Йосеф Симонович. (Цале - уменьшительная форма имени Бецалель, что на иврите означает - в тени Б-га). От двойного имени отца композитора в отчество вошло только второе, от которого и произошло - Осипович. Мать композитора — Розалия Исааковна Дунаевская играла на фортепиано и хорошо пела. Ее отец был кантором в местной синагоге, сочинял еврейские гимны, которые, как говорят, до сих пор поют в США.

Семья Исаака была музыкальной - из шестерых детей - пяти сыновей и дочери - свое будущее связали с музыкой все, кроме старшей дочери Сары (Зинаиды), выбравшей труд учителя физики.

Дядя Самуил, который был гитаристом и сочинителем песен, обладал невообразимым в Лохвице богатством – граммофоном. Именно дядя стал первым педагогом Исаака Дунаевского и научил его основам музыкальной грамоты.

С детства Исаак проявлял незаурядные музыкальные способности: в пять лет подбирал по слуху мелодии маршей, вальсов, импровизировал на домашних вечерах.

В 1910 году семья переехала в Харьков, где Исаак поступил в Харьковское музыкальное училище по классу скрипки, его педагогом был Константин Горский. Во время учебы, дабы мотивировать способного сына, отец сделал ему роскошный подарок - приобрел настоящую скрипку мастера Амати.

В 1918 году Исаак с золотой медалью окончил гимназию, а еще через год - Харьковскую консерваторию по классу композиции и скрипки.

С 1919 года работал скрипачом в оркестре, затем концертмейстером. С1920 года - композитор и дирижёр в Харьковском русском драматическом театре. Во время работы Дунаевский читал лекции о музыке и руководил армейской самодеятельностью. В том же году дебютировал как театральный композитор – по предложению дирижера театрального оркестра Синельникова он написал музыку к спектаклю «Женитьба Фигаро» и был назначен заведующим музыкальной частью театра.

Одновременно в 1919-1924 годах Исаак Дунаевский также окончил университет, выбрав юридическую специальность. А еще параллельно он был сотрудником газет, организатором музыкальных студий и кружков при воинских клубах, заведующим музыкальным отделом губернского отдела народного образования и служил секретарём-корреспондентом Наркомвнешторга УССР. Как признавался сам Исаак Осипович, тогда он променял музыку на работу секретаря и устойчивый продпаёк.

Однажды, забывшись, он начертал в углу делового письма нотный ряд и набросал простенькую музыкальную фразу, родившуюся в его голове, и отправил письмо в Москву. Ответ пришёл телеграммой: «Ответьте, что значит восемь жирных точек и пять параллельных линий в левом углу сообщения. Такой шифр Наркомвнешторгу не известен. Сообщите, что вы хотите сказать».

В 1924 году по приглашению Владимира Хенкина - знаменитого с начала 1910-х годов комика и пародиста, бывшего харьковчанина (сына кузнеца), Дунаевский переехал в Москву. В 1924-1926 годах он - музыкальный руководитель очень популярного театра «Эрмитаж». В 1926-1929 годах - Театра сатиры. Для этого театра он пишет свои первые оперетты -«Женихи» и «Ножи». В 1927 году оперетта «Женихи» была поставлена в Московском государственном театре оперетты, где имела огромный успех.

Этот спектакль стал не просто «первой ласточкой», возвестившей о приходе весны в еще не освоенный советским театром жанр. По сути, то было началом рождения советской оперетты, музыку которой Дунаевский видел через призму главной ее арии — песни. В 1929 году он написал оперетту «Туда, где льды» для Московского мюзик-холла. Всего же на счету Дунаевского - 14 оперетт.

В том же году Дунаевского пригласили работать в только что открывшийся в Ленинграде эстрадный театр "Мюзик-холл". В Северную столицу музыкант переехал с солидным багажом: Дунаевским была написана музыка к 62(!) драматическим спектаклям, к 23 эстрадным обозрениям, 6 водевилям, 2 опереттам. Композитор также много работал в области камерного творчества. Им были написаны пьесы для фортепиано, квартеты, романсы.

Благодаря ленинградскому мюзик-холлу, началось увлекательнейшее сотрудничество Дунаевского с Леонидом Утесовым. В 1933 году вместе с авторами Владимиром Массом и Николаем Эрдманом он создает для Утёсова весёлое джаз-обозрение «Музыкальный магазин» с джазовыми интерпретациями мелодий Верди, Римского-Корсакова и Чайковского.
Утесов c любовью называл Дунаевского - Дуня, а попурри из произведений Дунаевского называл - Дуниадой.

До 1934 года Дунаевский был композитором и главным дирижёром Ленинградского Мюзик-Холла, хотя первый спектакль с его музыкой - пародийное сатирическое обозрение «Одиссей» - был запрещён после нескольких представлений. С 1937 по 1941 год Дунаевский возглавлял Ленинградский союз композиторов. Был дружен с Михаилом Булгаковым.

В 1932 году в "Мюзик-холл" к Дунаевскому пришел представитель кинофабрики "Советская Беларусь" и попросил композитора принять участие в создании звукового фильма "Первый взвод". Так началась работа Исаака Осиповича в кино. Первыми его работами стали ленты "Первый взвод", "Дважды рожденный" и "Огни".

Работа в ленинградском "Мюзик-холле" и сотрудничество с Утесовым, Массом и Эрдманом стало основой для создания первой советской музыкальной комедии - фильма "Веселые ребята". Режиссером фильма стал Григорий Александров. В августе 1932 года создатель будущих советских музыкальных кинокомедий Александров возвратился в Москву после работы в Европе, Америке и Мексике. Его не оставляла мысль о создании комедийного музыкального фильма. Дунаевского порекомендовал
Александрову Леонид Утесов. Их встреча состоялась на квартире Утесова, который никогда не упускал возможности послушать игру композитора.

Тема разговора была о музыкальной кинокомедии и о будущем фильме. Александров вспоминал: «Дунаевский подошел к роялю и в раздумье опустил руки на клавиши. И началось музыкальное волшебство. Музыка, разрастаясь, превращалась то в размышление о счастье, то в веселые куплеты и галоп, то обретала ритм жизнерадостного марша. Когда растаял последний звук этой романтической импровизации. Дунаевский повернулся к нам с Утесовым и доверительно спросил «Похоже немножко». Пораженный, я молча смотрел на композитора. Сейчас, в какое-то короткое мгновение, сквозь музыкальные картины, набросанные Дунаевским, я вдруг увидел кадры еще не созданного фильма. А музыка уже зримо вычертила контуры будущей работы, словно с улыбкой прошли у рояля герои фильма, сказав «До скорой встречи!» После этого Александров всегда предпочитал работать над своими фильмами именно с Дунаевским.

Руководитель «Союзкино» Борис Шумяцкий первоначально решительно отвергал кандидатуру Дунаевского, но без него Утесов отказался участвовать в фильме.

Рабочее название фильма "Веселые ребята" звучало как "Джаз-комедия".
Главную женскую роль в ней исполнила Любовь Орлова, которая написала на подаренной Исааку Дунаевскому фотографии: "И тот, кто с Дуней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет!".

«Веселые ребята» стал первым музыкальным фильмом американского типа на советской почве. Он был снят в 1933-м, но пробил дорогу на экран почти через год, в 1934-м и то лишь после того, как на даче Максима Горького кино посмотрел лично Cталин и одобрил: «Как в отпуске побывал». Тем самым был дан старт шквальной славе Утесова и Дунаевского: «Легко на сердце от песни веселой» стала «гражданским» гимном СССР — на съезде производственников эту песню пели после «Интернационала».

Для фильма Дунаевский написал около двадцати различных музыкальных номеров: песню Анюты, песню Кости, галоп, скрипичный урок, нашествие стада на виллу, танго, вальс, сцену «музыкальной драки», частушки, мультипликационные заставки и многое другое.

Прежде чем выпустить на широкий экран, фильм в числе других работ известных советских киномасте-ров повезли в Венецию на Вторую международную кинематографическую выставку. Блистательным завершением Выставки было присуждение произведениям советской кинематографии первого приза — Золотого кубка, который был торжественно вручен делегации советских кинематографистов.

Особенно популярной в Венеции сразу же стала музыка из «Веселых ребят». «Марш веселых ребят», переведенный на итальянский язык, распевали повсюду. Маленькие оркестрики, неаполитанские ансамбли с увлечением играли в своем музыкальном изложении и «Марш веселых ребят», и написанную в ритме танго, близком неаполитанским мелодиям, песню Кости «Как много девушек хороших». После показа в Венеции «Веселых ребят» Дунаевского за рубежом называли «московским Штраусом».

В то же время Дунаевского ждали и другие дела, в том числе снимающаяся на киностудии «Ленфильм» картина «Три товарища». Еще в самом начале 1934 года к Дунаевскому обратился режиссер С.А.Тимошенко с просьбой написать музыку к этой картине.

В отличие от предыдущих, в фильме «Три товарища» музыка лишь сопровождала действие, и только «Песня о Каховке» на стихи Михаила Светлова обрела самостоятельную жизнь. Исаак Осипович вспоминал:
«Музыку к песне «Каховка» мне удалось записать буквально за несколько минут. Помню, как я подошел к роялю. Тут же сидел автор стихов Светлов. Не отходя от рояля, я полностью сыграл песню от начала до конца».

При этом автор сценария Николай Эрдман находился в тюрьме. Его и Владимира Масса забрали в НКВД прямо во сремя съемок на виду у всей сьемочной группы во время съемок «Веселых ребят» в Абхазии. А в 1938 году был расстрелян и оператор тех же «Веселых ребят» Владимир Нильсен.

1935 году Дунаевский получил приглашение от «Мосфильма» принять участие в создании приключенческого фильма «Дети капитана Гранта».

Участники фильма «Дети капитана Гранта» не переставали удивляться титанической работоспособности Дунаевского, который приходил к ним в павильон после напряженной работы здесь же, на «Мосфильме» с Александровым и сразу активно включался в работу над другим фильмом, с ходу разрабатывая вдруг родившуюся мелодию, изображая чуть ли не весь оркестр. Ему всегда хотелось, чтобы музыка была «настоящей», а песня — искренней, заразительной, словно родившейся в сердце героя фильма.

Сейчас трудно представить себе, чтобы юный Роберт, поднимаясь на мачту шхуны «Дункан», не запел бы «А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер!»

«Когда я вспоминаю музыку к фильму «Дети капитана Гранта», — писал Шостакович, — я не могу не испытывать сожаления по поводу того, что блестящая увертюра к картине, открывшая новую сторону таланта композитора, не повлекла за собой продолжения работы в этом плане. Эта увертюра — симфоническое произведение большого накала и темперамента».

Спустя много лет Станислав Говорухин, решивший снять сериал по мотивам романа Жюля Верна, оставил музыкальное сопровождение Дунаевского неизменным.

Более двадцати музыкальных произведений было создано Дунаевским к фильму «Цирк», снятому в том же 1936 году. Однако главной в фильме стала «Песня о Родине», которая стала неофициальным гимном Советского Союза. Этой песней, передававшейся по радио с января 1938 года каждое утро без 5 минут 6, начинался новый трудовой день СССР.

Музыка Дунаевского Cталину нравилась, но самого композитора вождь недолюбливал: раздражала его популярность и разочаровала маловыразительная «Песня о Cталине», которая не могла сравниться с вдохновенной «Песней о Родине» («Широка страна моя родная»).

Когда в 1937 году генсеку включили на патефоне только что написанную «Песню о Cталине», кто-то из числа ближнего круга ее похвалил: мол, композитор приложил весь свой талант, чтобы создать музыку, достойную великого вождя.
- Да, товарищ Дунаевский приложил весь свой замечательный талант, чтобы эту песню о товарище Cталине никто не пел, - заметил в ответ «отец народов».

Музыка Дунаевского не только помогала отыскивать внутренний стиль и внутреннюю сущность будущего кинопроизведения, но и порой вела к разработке характеров будущих героев. Пожалуй, самым необычным примером активного воздействия музыки Дунаевского на литературное творчество является тот факт, что не роман Льва Кассиля «Вратарь республики» стал основой сценария, а сценарий фильма и музыка к нему повлекли за собой рождение книги.

1938 год отмечен работой над музыкой к фильму «Волга-Волга». Она была для Дунаевского настолько же интересной и увлекательной, насколько ответственной и сложной. Дунаевский стал не просто композитором, написавшим музыку к фильму, а одним из авторов кинокомедии. «Можно смело сказать, что без этой музыки не было бы фильма!» — утверждала газета «Кино».

В годы войны Дунаевский работал художественным руководителем Ансамбля песни и пляски железнодорожников и объездил весь Союз и не раз выезжал на фронт. Что касается музыки, в то время композитор создал более 70 музыкальных произведений на военную тему. Но самая известная - это песня «Моя Москва» («Дорогая моя столица…»).

Последней совместной работой Александрова, Дунаевского, Александрова и Любови Орловой стала кинокомедия "Весна" (1947) с солнечным "Весенним маршем" (Журчат ручьи) и…неподражаемой Фаиной Раневской.

В 1949 году Дунаевского ждал успех после выхода фильма Ивана Пырьева "Кубанские казаки", в которых прозвучали, сразу получившие статус народных, песни: "Каким ты был…", "Ой, цветет калина", "Будьте здоровы, живите богато" на стихи Михаила Исаковского.

************************

Несмотря на то, что Дунаевский был дважды лауреат сталинской премии и народным артистом РСФСР, он немало натерпелся во время антисемитской компании с "безродными космополитами" в конце 40-х - начале 50-х годов. Особенно плотно кольцо вокруг него сжалось в 1951 году. В ходе борьбы с космополитизмом партитуры его произведений не издавались под предлогом бюрократических установок по отношению к «лёгкой музыке». Из-за этого считалось, что Дунаевского преследует творческий кризис.

Композитор очень обижался тогда на шутки Никиты Богословского — «Иссяк Осипович», Сколько раз его пытались обвинить в плагиате! Даже поговорку такую пустили в ход: «С миру по нотке — Дунаевскому орден».

Из письма Дунаевского Р.П.Рыськиной от 3 января 1952 года: «Мне ужасно надоела моя жизнь, все мои дела, все мои занятия. Вся моя деятельность покрыта крышкой полнейшего молчания. Гроб! Рецензии о моих концертах бывают в местных газетах, и все… Вы не найдете в Москве ни одного экземпляра моих нот. Они раскуплены и… не переиздаются.»

Действительно из всех блистательных оркестровых сочинений Дунаевского, которые еще в предвоенные годы принесли композитору славу, при жизни автора была напечатана только одна увертюра к кинофильму «Дети капитана Гранта»! Даже популярнейший «Выходной марш» из кинофильма «Цирк», исполняемый почти всеми профессиональными и любительскими оркестрами, не был напечатан в авторской версии! Это действительно была дискриминация — грубая и неприкрытая. Произведения Дунаевского для симфонического оркестра размножали лишь одни переписчики нот.

В письме к Л.С.Райнль от 22 октября 1947 года композитор весьма лапидарно зафиксировал горестный для него факт: «Делателям погоды» в сфере муз. творчества понадобились кое-какие изменения в расстановке сил. Они хотят сделать лидером советской песни русского по крови Соловьева Седого, забывая, что у него жена — еврейка».

Старшая сестра Дунаевского Зинаида Осиповна вспоминала: "В период той антисемитской кутерьмы я позвонила Исааку из Полтавы и спросила его о самочувствии. "Зиночка, - ответил он мне, - я отвык молиться. Если ты не потеряла этой способности, то помолись нашему еврейскому Б-гу за русского Тихона - я ему обязан честью и жизнью". Здесь Дунаевский говорил о композиторе, председателе Союза композиторов СССР Тихоне Хренникове. Он пошел в ЦК партии и открыто заступился за "первого композитора, который приблизил советскую музыку к народу".

Был период, когда Дунаевского, как и Шостаковича, Прокофьева, Мясковского, Хачатуряна, заставляли «каяться», выносить самому себе приговор. Но если корифеев «серьезной» музыки призывали отречься от «формализма», то Дунаевского призывали отречься от любимого джаза. И был момент, когда Исаак Осипович поддался и написал статью для «Вечерней Москвы», где каялся в страшном грехе: дескать, виноват, слишком уж увлекся джазом, сочиняя музыку для кинофильма «Моя любовь» (о фильме «Веселые ребята», он как бы специально забыл, хотя начинать надо было с него).

Были забракованы многочисленные произведения Дунаевского и на еврейские темы. Посвятив свое основное творчество русской музыкальной культуре, он оставался верен еврейству. Все годы Дунаевский постоянно обращался к еврейской темe. В конце 20 х годов Исаак Осипович сотрудничал с Передвижным театром еврейской музыкальной драмы и сочинил для него оперетту «Гановим трест» («Трест воров»).

Известна его чудесная музыка к кинофильму «Искатели счастья». Известна и его яркая «Еврейская рапсодия», написанная специально для джаз-оркестра Леонида Утесова. Но мало кто знает, что им написана мелодекламация в сопровождении струнного квартета на библейский текст «Песнь песней», а также симфонические и хоровые номера к драме К.Гуцкова «Уриэль Акоста», а еще еврейский лейтмотив (тема Шапиро) в кинофильме «Первый взвод». А с какой любовью и виртуозностью он переаранжировал для Соломона Михоэлса свою колыбельную из кинофильма «Цирк», насытив ее отзвуками еврейских интонаций.


Соломон Михоэлс - «Колыбельная», из фильма «Цирк»

Старшая сестра Исаака Дунаевского Зинаида Осиповна рассказывала, что он свободно читал и разговаривал на идише, знал наизусть многие молитвы на иврите - в 1934 году он читал «Кадиш» по умершему отцу, обожал библейские истории и творчество Шолом Алейхема.

Когда возникло «дело врачей» и его пытались заставить подписать так называемое «коллективное письмо» советских евреев, якобы возмущенных действиями своих соплеменников, Исаак Осипович с негодованием заявил, что он скорее умрет, нежели подпишет эту постыдную бумажку… Это был человек исключительной честности и большого гражданского мужества!

Как много девушек хороших…

Исаак Осипович был очень пылким влюбчивым человеком. В Америке Дунаевский имел бы славу неутомимого плейбоя, а здесь он страдал, как сам выражался, от своих «похотей»: легкий флирт оборачивался многолетними любовными драмами, как настоящий еврейский папа, он метался между сыновьями от официального и гражданского браков, вел бесконечную переписку с корреспондентами-женщинами.

В 16 лет юный Дунаевский впервые влюбился в Евгению Леонтович, известную харьковскую актрису. При этом женщина даже не подозревала о чувствах Дунаевского. В 1922-м она уехала в Европу, далее засветилась в Голливуде.

Спустя три года сердце Дунаевского снова затрепетало, на этот раз от чувства к сорокалетней актрисе Вере Юреневой считавшейся одной из первых красавиц Харькова. Женщине льстило обожание юноши, но вскоре Дунаевский наскучил замужней Юреневой.

Это настолько расстроило Исаака Осиповича, что тот решил немедленно жениться. Избранницей Дунаевского стала Мария Швецова, студентка харьковского университета, в котором юноша учился. Этот брак, заключенный сгоряча, быстро распался.

Уже в Москве, в 1924-м, Исаак Осипович познакомился с очаровательной Зинаидой Судейкиной (1902-1979). Она родилась в деревеньке Андреевка Змиевского района Харьковской губернии, воспитывалась у сестры матери в Петрограде. В виду особой одаренности Зинаида училась в хореографическом училище за казенный счет, но революция разбила ее мечту об императорской сцене. Пришлось вернуться домой в Андреевку, потом в Харьков, где юная балерина поступила солисткой в оперетту.

Влюбленные поженились в 1925 году. Вскоре Зинаида подарила супругу первенца — сына Евгения. Евгений Дунаевский также выберет творческую профессию, однако, в отличие от отца, предпочтет станковую живопись.

Все это не мешало Исааку Дунаевскому влюбляться снова и снова. Так, он был сильно - и надолго - увлечен танцовщицей Натальей Гаяриной. Кроме того, предметом его страсти была популярнейшая актриса Лидия Смирнова. Их роман завязался в начале 1941 года после съемок фильма "Моя любовь", в котором актриса сыграла свою первую главную роль.

Влюбленный композитор не скупился на проявления чувств: из Ленинграда он ежедневно слал замужней Смирновой письма и телеграммы - и столько же посланий требовал в ответ. Переписка так изматывала актрису, что порой она посылала на почту своего приятеля, чтоб тот сам что-нибудь придумал и отправил от ее имени.

При этом начинающей красавице актрисе Смирновой льстило внимание Шани (Дунаевский подписывал свои письма к ней прозвищем Штрауса из популярного фильма "Большой вальс", который вышел на экраны одновременно с "Моей любовью"), но когда маэстро сделал ей предложение, она отказала. Дунаевский оскорбился и при следующей встрече жестко сказал ей: "Я вас больше не люблю!" Роман был закончен.

Накануне смерти Дунаевского Смирнова встретила его в кафе в Риге. Когда оркестр неожиданно заиграл песенку из "Моей любви", Смирнова благодарно помахала музыкантам. "Вы думаете, они вас узнали? - вместо приветствия насмешливо промолвил Дунаевский, подсаживаясь к ее столику. И самодовольно добавил: - Это я им заказал".

В начале 1940-х у Дунаевского сложился серьезный роман с Зоей Пашковой, тоже танцовщицей. Спустя несколько лет, в 1945-м, женщина подарила Исааку Осиповичу второго сына, которого назвали Максимом.

Максим Дунаевский пошел по стопам отца, став известным композитором, автором многих хитов, в том числе из фильмов "Три мушкетера", "Карнавал", "Мэри Поппинс", мультфильма "Летучий корабль", песен "Городские цветы", "Все пройдет" и др.

В 1950 году у Дунаевского была встреча со студентами и преподавателями Горьковской консерватории. Обстановка казалось композитору была дружеской и непринужденной, поэтому, отвечая на вопрос, почему он отказался сочинить новый балет, Дунаевский легкомысленно ответил: «Я бы, конечно, мог сочинить балет, учитывая, что две мои жены — балерины. Но я не могу увлечься сюжетом, где героиня в каждой картине объясняется в любви комбайну». Эта и некоторые другие остроты, записанные на магнитофон, потом стали основанием для травли и очень серьезной проработки композитора на самых верхах, и для серьезных оргвыводов, от которых его смог спасти только председатель Союза композиторов СССР Тихон Хренников. Но при этом Дунаевскому его «горьковские фривольности» отозвались тяжелым сердечным приступом.

*********************

Маким Дунаевский: " Папа был фантастическим сердцеедом, несмотря на маленький рост – 1,60 м. Он был очень худой, но при этом хорошо сложен. Женщины за ним просто табунами ходили: он обладал невероятным, подкупающим всех обаянием. Мог очаровать любую. Например, как мою маму в 19 лет, будучи на 20 лет её старше, написав ей романтическую записочку за кулисы".

"Моя мама не была его любовницей в привычном понимании этого слова. Папа с ней везде открыто появлялся. Пятнадцать лет, с 1940-го до 1955-го, они жили как муж и жена. Я появился в 1945-м. И на протяжении всего этого времени я знал и чувствовал, что у меня есть папа. Но тем не менее, он не был разведен. Папа жил на две семьи. То есть жил он с нами, с моей красавицей мамой, но ту семью он не бросал и всем обеспечивал. Когда ему надо было много работать, он там даже оставался в своём кабинете, ночевал. Кстати говоря, мы общались, мой старший брат приезжал к нам домой, он
прекрасно знал мою маму, и мама к нему прекрасно относилась".

В последний раз Максим видел знаменитого родителя в 10-летнем возрасте. В свидетельстве о рождении Максима в графе "отец" долгие годы стоял прочерк, потому что в то время женатых мужчин не признавали отцами детей, рожденных вне брака. Благодаря помощи известных композиторов, которые довели дело до специального постановления Совета Министров СССР, мальчик был признан законным сыном Исаака Осиповича и во взрослом возрасте стал использовать фамилию отца вместо материнской – Пашков, под которой учился в школе.

Максим во многом повторил музыкальную карьеру отца. Он долгое время был дирижером, пять лет руководил оркестром театра имени Вахтангова, затем заведовал музыкальной частью в Московском Мюзик-холле и Театре-студии музыкальной драмы.

За творческую карьеру композитором было создано 20 мюзиклов.

В 2010 году Максим Дунаевский загорелся идеей создать мюзикл «Алые паруса». Первая редакция произведения использовалась при постановке театром Российского молодежного театра, а через год спектакль вышел на сцене екатеринбургского Театра музыкальной комедии и других театральных коллективов страны. Премьера в Пермском академическом Театрe принесла исполнителям премию «Золотая маска».

Макмим Дунаевский женат восемь раз.

**************************

В последние годы жизни Исаак Осипович Дунаевский часто болел. Болезни были разные. Так, с 1951 года у него внезапно стали сильно болеть ноги. 9 июня 1953 года случилась настоящая катастрофа – утром Дунаевский не смог встать с постели: правая нога не двигалась. Врачи поставили диагноз: эндартериит спазматического характера – разрушение внутренних стенок артерий. Дунаевского предупредили о самом худшем – о возможной гангрене. Композитору пришлось немедленно бросить курить, хотя до этого он «смолил» без малого 42 года.

Максим Дунаевский вспоминал: «После возвращения с гастролей из Риги, с триумфальными проводами, в купе поезда отец сказал нам с мамой: «Это мое последнее выступление, чувствую». 25 июля 1955 года его унес сердечный приступ. У него всегда была сердечная недостаточность, развился тромбоз. К тому же за неделю до смерти он перенес ангину, у него были сильные боли в ногах и левом плече.

И вот в тот момент, когда мы с матерью были на даче, отца нашли мертвым в квартире на улице теперь его имени (между Кутузовским проспектом и Резервным проездом)».

В то утро Исаак Дунаевский проснулся рано и сел писать письмо своей давней корреспондентке Л.Вытчиковой. Вот отрывок из этого письма: «Здоровье мое стало здорово пошаливать. Сердце перестало быть паинькой, болят ноги, болит левая рука. Настроение в связи с этим сильно падает, так как надо лечиться, а лечиться не люблю, ибо не верю всем медицинским наставлениям. Может быть, не столько не верю, сколько из-за эгоизма и любви к жизни не хочу подчиняться врачам. Заканчиваю новую оперетту «Белая акация», которая уже репетируется полным ходом.
Это моя единственная работа, и ничем, кроме нее, не занимаюсь.»

Последняя оперетта Дунаевского «Белая акация» (с песней об Одессе «Когда я пою о широком просторе», которая стала гимном и позывными города), была посмертно завершена композитором Кириллом Молчановым (1922-1982) автором любимой всеми «Огней так много золотых» и вальса «Сердце, молчи», отца известного телеведущего Владимира Молчанова.

Написав письмо (на часах было 11 утра), Дунаевский отправился из кабинета за валидолом в спальню. Но едва переступил порог, как рухнул на пол. На шум из кухни прибежала домработница Нина. Машины, чтобы отвезти его в больницу, не было, поскольку водитель повез жену композитора в магазин за покупками. Нина вызвала «Скорую» по телефону. Но когда та приехала, Дунаевский уже скончался.
По другой версии упавшего в кабинете композитора обнаружил его шофер, больше в квартире никого не было.

Смерть Дунаевского мгновенно стала предметом обсуждения в обществе. Версий случившегося оказалось множество, некоторые подозревали, что его убили, некоторые говорили о самоубийстве. Но ни одно из этих предположений не было официально подтверждено.

В свидетельстве о смерти, выданном Киевским райбюро загса города Москвы, говорилось: «Причина смерти: коронаросклероз. Гипертрофия сердца». Исааку Осиповичу Дунаевскому было всего 55 лет.

Некрологов не было ни в «Правде», ни в «Известиях». Они появились только в «Литературной газете» и «Советском искусстве». Под этими некрологами автору «Песни о Родине» и «Марша энтузиастов» не подписался никто из партийного руководства и из верхушки правительства.

В зале Консерватории на панихиде 80 летняя мать композитора, склонившись над гробом своего 55 летнего сына, беспрерывно повторяла: «Зачем вы сняли с меня мою корону?» Она хорошо знала, кто были эти «вы»

Похоронен Исаак Осипович был на Новодевичьем кладбище недалеко от могилы своего друга Михаила Булгакова.

Жена Исаака Дунаевского Зинаида Судейкина после смерти мужа тяжело заболела и находилась без движения до смерти в 1979 году.

"Гражданская" жена Зоя Пашкова, мать сына Максима, погибла в автомобильной катастрофе 30 января 1991 года - в день рождения Исаака Дунаевского. А его самая страстная любовь Лидия Смирнова, пережив Дунаевского на 52 года, скончалась 25 июля в день его смерти.

В память о таланте Исаака Дунаевского именем композитора в столице названа улица, на которой располагалась его квартира. Есть такие улицы и переулки и в Новосибирске, Алма-Ате, Липецке, Ростове-на-Дону. Также памяти Дунаевского посвящены две мемориальные доски. Одна расположена в Харькове, на стене дома, в котором жила семья Дунаевских. Вторая мемориальная доска Исааку Дунаевскому - в Санкт-Петербурге, на нынешней Гороховой улице.

В Харьковe поставлен прекрасный бронзовый памятник Исааку Дунаевскому, аккомпанирующему Клавдии Шульженко, родившейся в этом городе.

*********************

*) Евгений Дунаевский (1932-2000), замечательный художник, старший сын Исаака Дунаевского. По необъяснимому стечению обстоятельств Евгения не стало 2 февраля в дни столетнего юбилея его отца. Последними его словами были: "Папа, я скоро к тебе приду". А в день смерти отца, тогда еще студент художественного института имени Сурикова, Евгений Дунаевский в далекой северной экспедиции провалился под лед, и странным, необъяснимым образом был вытолкнут кем-то или чем-то из пучины вод на поверхность. Ровно в это время за много тысяч километров от него в Москве остановилось сердце его отца. Евгений, как он рассказывал, именно в этот момент увидел на небе яркое сияние.

Только внешне его жизнь была легкой и приятной, обусловленной его положением — талантливый сын великого композитора. Однако на самом деле именно Евгению Исааковичу пришлось вынести всю тяжесть нелепейших слухов, обрушившихся на него буквально с ранней юности. Возможно, именно это повлияло на то, что широкая публика так и не узнала, сколь талантливым и самобытным художником был Евгений Исаакович, замечательный "станковист" с редким образным дарованием. Об этом знали только его ближайшие друзья.

Именно благодаря ужасным слухам, преследовавшим художника, при жизни Евгения не было устроено ни одной его крупной персональной выставки. Последняя его работа - символическая картина "Современники", на которой изображены три гения, на взгляд художника, определивших облик и судьбу Серебряного века: Блок, Ахматова и Мейерхольд. Огромное монументальное полотно — уникальный труд Евгения Дунаевского, над которым он трудился более 10 лет. Именно эта программная работа стала его художественным подвигом и крестом. В этот же период, художник пишет самостоятельные работы - портреты Ахматовой (1994), Мейерхольда (1994-95), Блока (1999), «Балаганчик» (1998-99) и ряд работ на библейские сюжеты.

По складу своего характера Евгений Исаакович сам принадлежал к героям Серебряного века - внешне мягкий, изумительно обаятельный, он был человеком очень твердого характера и неиссякаемого оптимизма. Уже зная, что обречен, и тяжело страдая, он ни разу не пожаловался на сильнейшие боли. Врачи говорили, что первый раз сталкиваются с такой сильной личностью и такой тягой к жизни. Буквально последние силы он отдал тому, чтобы юбилей его отца прошел достойно. И чтобы неизвестная музыка композитора Дунаевского зазвучала вновь. Евгений оказался хранителем и наследником того, что было связано с жизнью и творчеством композитора Дунаевского.

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 26 янв 2010, 23:23
Ahava
Сан Саныч писал(а):
Ahava писал(а):что с ним сейчас интересно
Это в каком смысле?


В смысле загрбной жизни. Вс таки о кого тот дар был у него.. :somnenie:

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 28 янв 2010, 02:41
Сан Саныч
Иосиф Бродский. Русский поэт или американский гражданин?
(14 лет со дня смерти)

Изображение
Иосиф Бродский. Венеция, сентябрь 1992.

Иосиф Бродский. Едва ли с ним кто-то сравним. По сложности мыслей, по духу, по идеям, по интонации. Десятка отличных стихов достаточно, чтобы считать автора хорошим поэтом. У Бродского их - много десятков. Стихи, которые не затрагивают, а такие есть у любого поэта, не стоит принимать в расчёт.
Его стихи богаты сложными словесными конструкциями, переносом мысли, продолжением фразы в следующую строку, несовпадением границ предложения и строки. Он нарушает грамматику, прибегает к неправильной речи и в предмете изображения, и в языке. Бесконечные сложные предложения, бесконечное развитие мысли. Поэтому поначалу его сложно читать. Но когда вникаешь… Каждое высказывание уточняет и «судит» себя.

Бродский из тех, кто понимает, что жизнь бессмысленна, и пытается найти опору в высшем. Таким высшим началом выступает у него в стихах Время. Оставаясь один на один с Языком и Временем, он теряет связь с миром вещей, покидает тело и поднимается над землёй, но и оттуда продолжает четко и равнодушно видеть оставленный внизу мир.

Иосиф Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде. В 16 лет бросил школу и поступил учеником фрезеровщика на завод . Это было связано и с проблемами в школе, и с желанием поддержать семью материально.

Месяц он умудрился проработать в морге, но быстро отказался от медицинской карьеры. В течение пяти лет после школы Бродский работал истопником, матросом, рабочим в геологических экспедициях. Он много читал – поэзию, философию, религиозную литературу, начал изучать английский и польский языки.

В 1960 году состоялось его первое публичное выступление в ленинградском ДК. Чтение стихотворения «Еврейское кладбище» вызвало скандал. В том же году Бродский знакомится с А. Ахматовой и становится одним из «ахматовских подопечных». Она сразу оценила талант Бродского и всегда поддерживала его.

В 1962 году Бродский встретил художницу Марину Басманову. Первые стихи с посвящением «М.Б.» написал в том же году. Они расстались в 1968 году после рождения сына.

В 1963 году в газете «Вечерний Ленинград» появилась статья «Окололитературный трутень». Поэт клеймился за «паразитический образ жизни». Одно стихотворение было исковеркано так: первая строчка «Люби проездом родину друзей» и последняя «Жалей проездом родину чужую» были объединены: «люблю я родину чужую». Было ясно – это сигнал к преследованию. Тем не менее, больше, чем клевета, его занимал в то время разрыв с Басмановой. Душа по-прежнему ищет возлюбленную, которая изменила, испепелила чувства… На этот период приходится и попытка самоубийства.

Вскоре газета снова опубликовала подборку «писем читателей» с требованиями наказать «тунеядца Бродского». В феврале 1964 года его арестовали, и тогда же у него случился в камере сердечный приступ. С этого времени Бродский страдал стенокардией, которая всегда напоминала ему о близости смерти. Отсюда – «Здравствуй, мое старение!», и это в 33 года! И – «Что сказать мне о жизни? Бродский был уверен, что не доживёт до 40 лет.

После первого суда поэт был помещен в психбольницу, где пробыл 3 недели и был признан здоровым. Второй суд состоялся в марте 1964-го. Приговор – высылка в Архангельскую область на 5 лет с привлечением к физическому труду.

Бродский называл это время самым счастливым в своей жизни. Там он изучал английскую поэзию. «Помню, как сидел в маленькой избе, глядя через квадратное, размером с иллюминатор, окно на топкую дорогу с бродящими по ней курами, наполовину веря тому, что я только что прочёл… Я просто отказывался верить, что ещё в 1939 году английский поэт сказал: Время… боготворит язык, а мир остался прежним».

Суд над поэтом привёл к возникновению правозащитного движения в СССР и к усиленному вниманию за рубежом к ситуации с правами человека.

В 1972-м поэта поставили перед выбором: эмиграция или тюрьма и психбольница. К тому времени он уже проводил по несколько недель в псих. клиниках, что было для него намного страшнее тюрьмы. Выбрав эмиграцию, поэт пытался оттянуть день отъезда, но власти хотели спровадить его как можно быстрее.

Он уезжает по израильской визе, но оседает в США. Бродский вылетел из Ленинграда в Вену. В Австрии он был представлен У. Одену, по приглашению которого участвовал в Международном фестивале поэзии.

Покидая Родину, Бродский пишет письмо Брежневу: «Уважаемый Леонид Ильич, покидая Россию не по своей воле, я решаюсь обратиться к Вам с просьбой, право на которую мне дает твердое сознание того, что все, что сделано мною за 15 лет литературной работы, служит и еще послужит только к славе русской культуры, ничему другому. Я хочу просить Вас дать возможность сохранить мое существование, мое присутствие в литературном процессе. Хотя бы в качестве переводчика – в том качестве, в котором я до сих пор и выступал». Его просьба осталась без ответа.

Спустя месяц в эмиграции, Бродский начал работать в должности профессора на кафедре славистики Мичиганского университета: преподавал историю русской литературы, поэзии; теорию стиха. Не окончивший даже школы, он работал в шести американских и британских университетах.

В 1980-м Бродский получил гражданство США и в 1981 году переехал в Нью-Йорк. Продолжая писать на английском, он получил признание в научных и литературных кругах США и Великобритании, был удостоен Ордена Почётного легиона во Франции.

В 1986 году написанный по-английски сборник эссе «Меньше единицы» был признан лучшей литературно-критической книгой года в США. А в следующем году Бродский стал лауреатом Нобелевской премии по литературе, которая была присуждена ему за «всеобъемлющее творчество, насыщенное чистотой мысли и яркостью поэзии». Нобелевская премия принесла материальную независимость и новые хлопоты.

В Стокгольме на вопрос, считает он себя русским или американцем, Бродский ответил: «Я еврей, русский поэт и английский эссеист».

Родители Бродского 12 раз подавали заявление с просьбой разрешить им повидать сына. Но даже после того, как он перенёс операцию на сердце в 1978 году и из клиники было написано официальное письмо с просьбой позволить родителям приехать в США для ухода за больным сыном, им было отказано. Мать поэта умерла в 1983 году, вскоре умер и отец. А сыну не позволили приехать на похороны.

В интервью Бродский всегда противился навязываемому ему образу борца с Советской властью: «Мне повезло, другим людям доставалось гораздо больше, им приходилось тяжелее..»; «…считаю, что я всё это заслужил»; «Не так уж это всё и интересно. Я отказываюсь всё это драматизировать!»

С началом перестройки в СССР стали публиковаться стихи Бродского и статьи о нём, начали выходить книги. В 1995 году ему было присвоено звание Почётного гражданина Санкт-Петербурга. Последовали приглашения вернуться. Бродский откладывал приезд, его смущала публичность: чествования, внимание прессы, которыми бы сопровождался его визит. Одним из последних аргументов было: «Лучшая часть меня уже там – мои стихи».

Однако наверняка тут была и обида за то, что ему не разрешили приехать на похороны родителей. Поэтому он отклоняет предложения, но в то же время поддерживает и пропагандирует русскую культуру.

Иосиф Бродский умер во сне от инфаркта в ночь на 28 января 1996 года, в Нью-Йорке. Ему было 55 лет. Похоронен в одном из своих любимых городов – Венеции. В ноябре 2005 года во дворе филологического факультета Санкт-Петербургского университета был установлен первый в России памятник И. Бродскому.

Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать.
На Васильевский остров
Я приду умирать...

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 30 янв 2010, 14:06
Lilah
Я читала статью и мне все время вспоминалась наша тема "Прелести социализма".
Наверно, в это время кто-то ехал бесплатно в санаторий, отправлял ребенка в пионерлагерь, получал выходное пособие по сокращению штатов, после рождения ребенка... которого вот так же, как Бродского, потом сгноят, если он окажется достаточно талантлив...

Стихи Бродского для меня космические, когда Земля - планета.
Но населенная людьми, о чувствах которых автор тоже знает.

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 30 янв 2010, 21:49
Сан Саныч
«Взорвать мечеть Омара!»
(рабби Шломо Горен генералу Узи Наркису 7 июня 1967г.)

Самый запоминающийся момент Шестидневной войны в июне 1967 г. – главный раввин ЦАХАЛа рабби Шломо Горен трубит в шофар возле Западной Стены в Иерусалиме. Рабби Горен знал, что армия пойдет освобождать Хеврон, в котором находится Меарат а-Махпела (Пещера Праотцов), место захоронения Адама и Хавы, Авраама и Сары, Ицхака и Ривки, Якова и Леи. Он попросил разбудить его перед наступлением, но армия ушла без него. И тогда он велел шоферу ехать в Хеврон, думая, что он уже освобожден, но его взору предстал опустевший город, увешанный белыми простынями. Город-призрак, в котором арабы в страхе ждали расправы за погром лета 1929-го, когда они вырезали 67 евреев и ранили многих других, в основном, в Хевронской йешиве.

Пока армия еще готовила атаку, рабби Горен в одиночку «взял» город, в котором проживало 80 000 арабов. Подойдя к Меарат а-Махпела, он выбил автоматной очередью замок и протрубил в шофар, прежде чем зайти вовнутрь. А потом, впервые за сотни лет, в течение которых турецкие власти не разрешали евреям взойти выше седьмой ступени, рабби Горен занес в Меарат а-Махпелу свиток Торы и произнес молитву. После этого он объявил, что Хеврон отныне и навсегда будет принадлежать еврейскому народу. Министр обороны Моше Даян был возмущен поступком рабби Горена и заверил арабов, что пещера останется их мечетью.

Путь наверх

Рав Горен родился в Польше в 1917 г. и прибыл в Палестину в 1925 г., его отец был одним из основателей поселения Кфар Хасидим.

В 1933 г. он начал учиться в Хевронской йешиве, и в 17 лет написал комментарии на Мишне Тора Рамбама. В 21 год он опубликовал исследование законов о микве «Шеарей Тахара». В 18 лет в 1936 г. он вступил в Хагану и во время Войны за Независимость он воевал под Иерусалимом. Стал раввином в армии, поднялся до бригадного генерала и впервые в Израиле был назначен Главным раввином армии.

Во время Синайской кампании в 1956г. и в Шестидневную войну неоднократно рисковал своей жизнью, часто идя сразу же за отступающими врагами, ради того, чтобы найти тела погибших солдат и похоронить их по еврейскому обряду. Следил за соблюдением кашрута и проведением праздников в армии даже на отдаленных форпостах и отвечал на вопросы, касающихся Закона в период войны и в мирное время.

В 1968 г. он стал главным ашкеназийским раввином Тель-Авива-Яффо, а с 1973 по 1983 был главным ашкеназийским раввином Израиля. В 1961 г. его наградили Премией Израиля за первый том комментариев на Иерусалимский Талмуд.

«Хар а-Байт беядейну!» («Храмовая Гора в наших руках!»)

В июне 1967г. евреи освободили Старый Город в Иерусалиме. На третий день Шестидневной войны генерал Мота Гур объявил по военному радио: «Хар а-Баит беядейну!» 7 июня рабби Горен заявил у Западной Стены: «Мы освободили город Б-га. Мы вступаем в эру Машияха (Мессии) и, я обещаю христианскому миру, что мы позаботимся о взятом нами».

Изображение

Израилю принадлежала только Западная Стена, и рабби Горен считал, что восстановление еврейского присутствия на Горе станет главным шагом по направлению к Спасению Израиля. 15 августа рабби Горен, один из пламенных сторонников восстановления Храма, демонстративно собрал евреев на молитву на Храмовой Горе. Это вызвало шок и панику среди мусульман. Молитва состоялась вопреки постановлению правительства Израиля. Вакх (Высший Мусульманский Совет под контролем Иордании) в ответ на это закрыл ворота над Западной Стеной.

17 июня Моше Даян сел на молитвенный ковер с членами Вакха и, обсудив ситуацию, установил правила, остающиеся в силе до сегодняшнего дня. Он приказал убрать израильский флаг, развевавшийся над Храмовой Горой, и передал управление ею в руки Вакха. Хотя доступ на Гору евреям не запрещен, но молиться там не разрешают. Даян запретил любое отождествление с самым святым местом иудаизма: «Я не сомневаюсь, что поскольку власть в наших руках, мы должны уступить. Мы должны рассматривать Храмовую Гору только как историческое место, связанное с прошлым».

«Трагедия для многих поколений»

17 декабря 1997 г. умер генерал Узи Наркис, командовавший освобождением Иерусалима. 31 декабря 1997г. «Хаарец» и АР напечатали его интервью, данное им в мае с условием напечатать его только после его смерти. В интервью Наркис рассказал, что через несколько часов после освобождения Храмовой Горы рабби Горен сказал ему: «Сейчас надо подложить 100 кг взрывчатки под мечеть Омара и избавиться от нее раз и навсегда». Наркис ответил: «Довольно, рабби». Рабби Горен продолжал: «Узи, этим ты войдешь в историю». Наркис ответил: «Мое имя уже будет записано в историю книгами о Иерусалиме». Но Горен настаивал: «Ты не понимаешь, какое это будет иметь огромное значение. Это благоприятная возможность, которой надо сейчас воспользоваться. Завтра будет уже поздно». Наркис ответил: «Рабби, если Вы не прекратите, я отправлю Вас в тюрьму». «Этот спор длился всего несколько минут, и рабби Горен молча отошел от меня», - сказал Наркис.

После публикации интервью с Наркисом, израильское радио передало речь рабби Горена, сказанную в 1967 г. на военной конференции. В ней рабби Горен прямо сказал, что передача Храмовой Горы в руки Вакха была трагедией: «Я сказал это министру обороны Моше Даяну. И он ответил мне: «Я понимаю, о чем Вы говорите, но неужели Вы действительно думаете, что мы должны были взорвать мечеть?» Я ответил ему: «Безусловно мы были обязаны взорвать ее». Это трагедия для многих поколений, что мы этого не сделали… Я бы сам пошел туда и стер бы ее навсегда с лица земли, чтобы там и следа не осталось от того, что там когда-то стояла мечеть Омара».

Место в вечности

После освобождения Храмовой Горы, солдаты нашли Эвен Хаштия (Камень Авраама и Ицхака), на котором, по обычаю ислама уничтожать все принадлежащее другим религиям, в VII в. после оккупации Иерусалима и Храмовой Горы, был построен «Купол над Скалой».

Эвен Хаштия является самым святым местом на Горе, имя это, по еврейской традиции, Б-г создал Эвен в небе и принес его сюда, и вокруг него создал остальной мир. Эвен Хаштия был первым местом, которое можно было видеть после того, как прекратился Всемирный Потоп, наведенный на землю Б-гом. На горе Мория и на Камне был расположен Ган Эден (Райский Сад). Здесь Авраам готовился принести в жертву Ицхака. И когда на детей Израиля напали враги, они собрались возле Камня, здесь их никто не мог одолеть.

После освобождения Иерусалима величайший из царей Израиля царь Давид установил Ковчег Завета на Камне и предназначил его для постройки Храма.

Рабби Горен осмотрел Гору сразу же после Шестидневной войны и заключил, что Камень есть место алтаря. Мишна говорит, что ковчег Ноаха изначально тоже находился на Камне, а в Йом Кипур первосвященник клал на него благовонные курения. 2000 лет евреи мечтали о восстановлении Храма и молились в сторону Эвен Хаштия, где присутствовал Дух Божий.

Среди многчисленных достижений рабби Горена - его заявление о том, что посещение Храмовой Горы евреям не только разрешено, но и является заповедью. Он энергично выступал против соглашения Осло, а в 1993 г. его решение о том, что солдаты должны не подчиняться приказам и отказаться разрушать поселения в Иудее и Самарии, стало сенсацией. В 1994 г. он объявил, что религиозный закон приказывает евреям убить Арафата.

Рабби Горен (1917-94) воплощал в себе великого ученого в Торе и замечательного солдата на службе у Б-га и еврейского народа.

Источник

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 22 фев 2010, 06:21
Сан Саныч
Безродный патриот
(химическая трагедия)

1. Явление героя

Этот человек был фигурой, достойной великой трагедии, величина которой лишь росла после его смерти. Эта трагедия, в которой он был игроком и автором, ощущается и по сей день. Удаление от событий не затеняет его ответственность и не уменьшает размеры преступления, совершённого его необыкновенным талантом и силой его иллюзий. Его воображение оказалось недостаточно мощным, чтобы постичь величие и низость того, что он сделал, и понять глубину того, благодаря чему он стал одной из движущих сил событий, называемых Историей.
2.Открытие

В 1919 году Нобелевская премия по химии за 1918 год была вручена немецкому учёному Фрицу Габеру «за синтез аммиака из составляющих его элементов». В речи на презентации лауреата член Шведской королевской академии наук А.Г. Экстранд, объяснявший доводы Нобелевского комитета, сказал: «Открытия Габера представляются чрезвычайно важными для сельского хозяйства и процветания человечества».
Учёные стран Антанты выразили резкий протест против решения Шведской Академии. Они заявили, что Габер – военный преступник, участвовавший в создании химического оружия. После получения Габером Нобелевской премии газеты писали о нём следующее: «Он удушил тысячи и спас от голода миллионы».
Число убитых ядерным оружием составляет приблизительно 120 000 человек. Число жертв химического оружия примерно в 10 раз больше.

Фриц Габер родился 9 декабря 1868 года в Бреслау (тогда Пруссия, ныне Вроцлав – Польша) в еврейской семье. Его назвали Фрицем в честь легендарного основателя германской правящей королевской династии Гогенцоллернов. В детстве он любил поэзию Гёте и мечтал стать актёром. Габера ожидала другая игра. Он решил изучать химию, а позже занялся её применением в промышленности и в военных целях.

Он задумался о крещении, когда не получил как еврей офицерское звание во время военной службы. Он понял, что без перехода в христианство его научная карьера в Пруссии под угрозой. В 1892 году вскоре после получения докторской степени по химии он принял лютеранство. В 1906 году он стал профессором в техническом университете Карлсруэ.

В 1910 году в Берлине был создан институт общества имени кайзера Вильгельма. В 1911 году Габер стал его директором. Одновременно он возглавил институт физической химии. За согласие быть директором этого института Габер вытребовал себе профессуру в Берлинском университете, членство в Прусской Академии Наук и колоссальный для тех времён оклад в 15 000 марок, что на сегодняшний день составило бы примерно 150 000 долларов в год.

Накануне Первой мировой войны одной из главных опасностей, угрожавших человечеству, считался «азотный голод». Бурный рост населения в европейских странах требовал постоянного увеличения плодородия почв, а значит, всё бóльшего количества азотистых удобрений. Их единственным природным источником являлись залежи чилийской селитры, и они должны были быть исчерпаны в ближайшие десятилетия.

В августе 1914 года началась война и морская блокада Германии. Военные специалисты Антанты считали, что без селитры немцы не смогут производить азотную кислоту. Тогда прекратится производство взрывчатых веществ и пороха, закроются заводы боеприпасов, немцы останутся без патронов и снарядов, поскольку нитраты, соли азота, являются необходимым компонентом взрывчатых веществ. Через полгода произойдёт военный крах Германии.

Однако блокада не парализовала немецкую военную промышленность и не привела Германию к ожидаемому военному поражению. Германию спас еврей Фриц Габер. Ещё до войны он придумал способ синтеза аммиака из водорода и атмосферного воздуха при высоких давлениях, в 200 раз бóльших атмосферного давления и при не очень высоких температурах (ниже 300 градусов Цельсия) в присутствии металлического катализатора (чаще осмия, позже железа с малыми добавками окислов алюминия, кальция и калия) на поверхности которого реакция соединения резко убыстрялась.
При окислении полученного из воздуха аммиака изготовлялись азотная кислота, удобрения и взрывчатые вещества. Аммиак, таким образом, - ключ для получения нитратов для удобрений и взрывчатых веществ.

Изобретение Габера резко увеличило сельскохозяйственную продукцию во всём мире. «Габер был одним из крупнейших физико-химиков начала этого столетия, – писал встречавшийся с ним Нобелевский лауреат, физик, академик П.Л. Капица. – Он нашёл способ получать аммиак, связывать азот из воздуха. Его метод до сегодняшнего дня является самым лучшим. Весь азот сейчас фиксируется методом Габера. Способ фиксации атмосферного азота был им найден накануне Первой мировой войны. Благодаря этому открытию Германия могла продолжать войну, поскольку она начала производить из аммиака селитру, которую раньше она ввозила из Чили».

3. Тайный советник

Весной 1915 года немцы под руководством Габера начали применять приготовленные им отравляющие газы против французских солдат. В его группе работало более 150 учёных и примерно 1 300 инженеров и техников. 22 апреля 1915 года Габер впервые использовал отравляющее вещество – газ хлор – против французских солдат возле маленького бельгийского городка Ипр: 5 000 было удушено на месте и 10 000 были выведены из строя и стали инвалидами. За это деяние он был произведён из унтер-офицеров в капитаны самим кайзером – редчайший случай производства в офицеры человека, по возрасту не числившегося военнообязанным.
22 апреля 1915 года был днём первого в истории применения оружия массового уничтожения.

Жена Фрица, талантливый химик, доктор Клара Габер (до замужества Иммервар, тоже еврейка, одна из первых в Германии женщин-докторов химии) давно требовала от мужа прекращения испытаний химического оружия в опытах над животными, которые он проводил в лаборатории вблизи их дома.
Первого мая усталый Габер приехал домой отдохнуть от своих убийственных трудов.
В ту же ночь Клара от ужаса перед тем, что сделал Фриц, покончила с собой выстрелом в грудь из служебного пистолета мужа. Первым её тело обнаружил во дворе их дома их четырнадцатилетний сын Герман, покончивший с собой через 30 лет в США. Старшая дочь Германа тоже покончила с собой.
На следующий день после похорон жены Габер отправился на фронт выполнять свой патриотический долг.

Английский поэт Тони Гаррисон написал в 1992 году пьесу «Квадратные круги», в которой есть следующий диалог:
Фриц Габер: «Никогда у меня не было намерения привести своим изобретением к смерти людей».
Клара Габер: «Процесс, который ты изобрёл, привёл к смерти и разрушению».
Фриц Габер: «Я спас мир, который шагал к голоду».

Изобретение Габера было обоюдоострым. Оно сеяло смерть, спасало и давало жизнь. Он был ярким и, возможно, первым в истории примером учёного, использовавшего научные достижения для уничтожения людей.

В 1916 году Габер был назначен начальником военной химической службы германской армии и ответственным за производство химического оружия. Он командовал всеми операциями по использованию боевых отравляющих веществ, их производству и разработке новых видов химического оружия. Он оказался не только выдающимся химиком, но и великолепным организатором и прирождённым лидером.

Азотофиксирующий процесс изготовления искусственных удобрений стал служить военным целям производства взрывчатых и отравляющих веществ. В 1898 году великий английский писатель-фантаст Г.Дж. Уэллс в романе «Война миров» описал применение отравляющих веществ против людей в войнах. Уэллс не знал, как быстро будет реализована его фантазия.

В Веймарской республике Габер пользовался огромным уважением как большой патриот, крупный учёный, организатор и политик. Его звание, Geheimrat (тайный советник) – одно из высших званий в Германии, то же звание носил его любимый Гёте.

Изображение

В двадцатых годах Габер, чтобы помочь разорённой Германии, поражённой послевоенной инфляцией и вынужденной платить победителям огромные репарации, решил добыть золото из морской воды. Все свои личные сбережения германский патриот Фриц Габер вложил в подготовку экспедиции и на специально оборудованном судне совершил длительное плавание, исследуя различные зоны океанов. Он упорно плыл по течению германского национализма, не замечая водоворотов. Однако концентрация золота в воде оказалась слишком мала, чтобы наладить его рентабельную добычу.

С открытием превращения ядер одного элемента в другой путём бомбардировки нейтронами стало ясно, что можно получить золото из ртути. Алхимики оказались правы: добыча золота из других металлов возможна, правда, без использования «философского камня», но «нейтронное» золото было бы слишком дорогим и невыгодным для добычи, как и морское.

По свидетельству лауреата Нобелевской премии по физике Джеймса Франка, немецкого учёного-еврея, близко знавшего Габера, тот был жизнелюбивый, весёлый, брызжущий юмором, редкой эрудиции человек, большой любитель путешествий, импульсивный, темпераментный, быстро мыслящий, отличный лектор, человек блестящего интеллекта, чрезвычайно амбициозный, великолепный собеседник – он мог поддерживать разговор на любую тему. Тайный советник, директор, член национальной академии наук США, профессор Фриц Габер был одним из самых заслуженных и влиятельных людей предгитлеровской Германии.

4. Преступление и наказание

После войны союзники требовали выдачи Габера как военного преступника. Он бежал в Швейцарию, где получил гражданство как богатый человек. Однако через несколько месяцев требование о выдаче было снято, и Габер вернулся в Германию. В 1919 году инспекторы победивших Германию союзников прекратили в его институте работы по изготовлению химического оружия. Габер стал заниматься изготовлением препаратов против насекомых-вредителей в сельском хозяйстве. Он возглавил эту область в стране и основал новую компанию. Его фирма изобрела препарат на базе гидроцианистой кислоты, названный «Циклон».

Уже после смерти Габера, в 1943 году, тогдашний директор фирмы, основанной Габером, доктор Фатерс получил секретный приказ переслать в Аушвиц-Освенцим цистерны «циклона Б». Циклон Б был гранулированной формой цианида. Буква Б означала «Blausäure» – синильная кислота или прусская кислота. Через отверстия «душей» в герметически закрытых помещениях в лагерях смерти выбрасывались синеватые кристаллы «циклона Б». Цианистый водород медленно испарялся из кристаллов, поднимаясь к потолку. Люди задыхались не сразу. Они умирали в конвульсиях. Их тела превращались в ярко-розовые, покрытые зелёными пятнами скорченные трупы. Химический препарат, разработанный в институте Габера, стал страшным оружием уничтожения евреев и среди них членов семьи самого Габера.

С приходом к власти нацистов в 1933 году положение Габера стало опасным. Так как Габер находился на германской службе во время Первой мировой войны, для него было сделано исключение: его не сняли с работы по новому закону об увольнении евреев из академических и правительственных учреждений. Однако в апреле он отказался уволить из своего штата евреев и послал заявление об отставке в министерство искусства, науки и народного образования, где были такие строки: «За более чем сорокалетнюю службу я подбирал своих сотрудников по их интеллектуальному развитию и характеру, а не на основании происхождения их бабушек, и я не желаю в последние годы моей жизни изменять этому принципу».

Его отставка датирована 2 мая 1933 года. После отставки он уехал в Англию. Изгнание из ада состоялось.
В 1933 году, уже в Кембридже, он сказал своему коллеге Хаиму Вейцману: «Я был больше, чем высокопоставленный военный и больше, чем директор в промышленности. Я был основатель мощной промышленности. Моя работа устлала путь к колоссальному развитию немецкой промышленности и армии. Все двери были передо мной открыты».

В течение 4 месяцев Габер работал в Кембриджском университете, где великий английский физик Эрнст Резерфорд не подал ему руки, а английские техники, участники войны, его бойкотировали. В Германии и в Англии вокруг Габера создалась атмосфера, в которой он не мог жить и работать. Его превосходительство тайный советник, директор, профессор Габер попал в полный жизненный тупик.

5. Жертвоприношение

Невзирая на крещение Габера, немецкое общество никогда не забывало о его еврейском происхождении. Как некоторые евреи Германии, он старался быть бóльшим немцем, чем немцы. Выработанная реакцией на антисемитизм мимикрия деформировала сознание Габера, сделала его беспредельно преданным германскому рейху.

В ноябре 1918 года Германия проиграла войну. В Веймарской республике начали обвинять евреев в неудаче в этой войне. В 1919-1922 гг. инфляция, безработица и нищета вызвали небывалый взрыв антисемитских настроений. Самой ненавистной фигурой в тогдашней Германии был один из образованнейших людей своего времени, промышленник, финансист, богач, писатель, философ, публицист, доктор наук, министр реконструкции, а позже министр иностранных дел еврей Вальтер Ратенау.

В начале войны Ратенау убедил военного министра Эриха фон Фалькенгейна произвести реорганизацию министерства. Мобилизованный на военную службу в должности генерала, Ратенау организовал новый отдел национальной экономики военного министерства, который возглавлял 8 месяцев. Он создал первую в Европе систему государственного хозяйствования, подчинённую интересам военной машины. Он создал десятки государственных компаний, нанял сотни способных учёных, экономистов и администраторов, без которых Германия проиграла бы войну в течение нескольких месяцев.

Его сравнивали с библейским Иосифом, спасшим Египет в трудное время. Антисемиты говорили, что он лишь заботился об обогащении евреев-торговцев. Ратенау ввёл в действие изобретение Габера, построив заводы по производству взрывчатых веществ и удобрений. Однако, осознав империалистические планы Германии, её стремление осуществить раздел России, присоединить Бельгию к Германии и ощутив, наконец, националистическое безумие, затуманившее мозг германских лидеров, он вышел в отставку. Никто из официальных лиц не выразил ему благодарность за выдающиеся заслуги. После отставки в 1916 году в письме к своему другу Эмилю Людвигу, еврею, тоже очнувшемуся от губительной для страны патриотической истерии, он писал: «Никто из национального руководства не в состоянии простить мне мою службу на благо государства как гражданина и еврея».

Как министр иностранных дел Ратенау выступал за точное выполнение ненавидимого немцами Версальского договора и заключил дипломатические отношения с Советской Россией. В отличие от Габера он остался евреем и во всём подчёркивал своё еврейство. Он писал: «В детские годы каждого немецкого еврея есть болезненный момент, который он помнит потом всю жизнь: когда он в первый раз осознаёт, что он вступает в мир как гражданин второго сорта и никакая деятельность, никакие заслуги положения не изменят... Сменив веру, я мог бы устранить дискриминацию в отношении себя, но этим я бы только потворствовал правящим классам в их беззаконии. Я остаюсь в религиозном сообществе евреев, так как не хочу уклоняться от упрёков и трудностей, а испытал я и того и другого по сегодняшний день достаточно». Упрёки и трудности переросли в ненависть и лозунги «Убить Ратенау!» 24.6.1922 Ратенау был убит тремя офицерами, националистами-антисемитами из правоэкстремистской организации «Консул».

Для Габера военное поражение было личной катастрофой. Однако он был глух к антиеврейским выпадам. На убийство Ратенау он не обратил внимания. Свою второсортность не признавал. В отличие от Эйнштейна, считавшего войну безумием и презиравшего немецкое общество за антисемитизм, Габер продолжал оставаться германским патриотом.

Фриц Габер совершил человеческое жертвоприношение. Он не только принёс в жертву тысячи людей во время Первой мировой войны, а с ними и свою жену Клару. Он принёс в жертву Молоху германского национализма и самого себя, свой талант, свой труд, свою репутацию, свою совесть. Это многоголовое чудовище – bellua multorum capitum (латынь) – не приняло его жертву.
Окончание следует.

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 22 фев 2010, 06:33
Сан Саныч
Безродный патриот
(химическая трагедия)
Окончание
6. Луч света

Лишь горстка немецких коллег отнеслась тогда к Габеру положительно. Среди них был один из самых смелых и независимых учёных Германии, аристократ Макс фон Лауэ, лауреат Нобелевской премии по физике, человек с риском для жизни сопротивлявшийся нацистской политике в отношении евреев-учёных. Лауэ не просто был отцом рентгеновской кристаллографии и одним из выдающихся немецких физиков. Как заместитель директора института физики имени кайзера Вильгельма он отважно, но безуспешно пытался противиться нацистской политике увольнения евреев-учёных.

Фон Лауэ активно боролся против лидера движения «арийская физика», нациста и Нобелевского лауреата, физика Иоганнеса Штарка. Благодаря его усилиям Штарк не был избран в престижную Прусскую академию наук. Лауэ был единственным, кто протестовал против исключения Эйнштейна из Прусской академии наук, тогда как Габер поддержал эту акцию. Лауэ был единственным немцем, которому Эйнштейн, переехав в США, передавал привет.

В 1940 году Лауэ отказался присоединиться к исследовательской группе во главе с Вернером Гейзенбергом, занимавшейся созданием германской атомной бомбы. В 1943 году (!) он ушёл в отставку из института в знак протеста против политики Гитлера. В течение всего периода нацистского правления Лауэ проявлял бескомпромиссную независимость и отказ сотрудничать с нацистами, редкие для немецких учёных-ненацистов. Когда Габер попал в трагическое положение, Лауэ почти каждый день посещал его и всеми силами поддерживал этого глубоко несчастного человека.

В феврале 1934 года Лауэ опубликовал в журнале Naturwissenschaften некролог памяти Габера. Там были такие строки: «Габер войдёт в историю как гениальный изобретатель способа, который лежит в основе технического получения азота из атмосферы, как человек, который таким способом извлекал хлеб из воздуха и добился успеха на службе своей родине и всему человечеству... Его сердце билось для Германии: не было человека, который бы так помог этой стране защитить и накормить её детей во время самого большого бедствия». В 1951 году Лауэ был избран директором берлинского института физической химии имени Габера.

Максу фон Лауэ принадлежит сравнение Габера с Фемистоклом, великим афинским полководцем и государственным деятелем VI-V века до н. э. Тот был участником Марафонской битвы в должности стратега. Он создал афинский флот, который стал единственным способом эффективной борьбы с персами. В 480 г. афиняне избрали Фемистокла стратегом с неограниченными полномочиями. В этом же году персидский царь Ксеркс напал на Элладу. Фемистокл призвал греков объединиться для совместной борьбы с персами. На его призыв откликнулось около тридцати полисов: так возникла Эллинская амфиктиония (союз). В сентябре 480 г. Фемистокл, возглавлявший объединённый греческий флот, принёс своим соотечественникам одну из самых знаменитых побед в их истории, феноменальную победу над огромным персидским войском в морской битве в Саламинском проливе. После изгнания персидских полчищ из Эллады греки стали называть Фемистокла «героем Саламина». Даже соперница Афин Спарта оказала ему небывалые почести. Слава Фемистокла в Греции была сравнима лишь с завистью к нему.

Однако Фемистокл не был чистокровным афинянином: его мать была иностранкой, и он был незаконного происхождения. Он так никогда и не смог стать в Афинах своим и, невзирая на огромные заслуги перед отечеством, этот великий греческий патриот был подвергнут остракизму.

7. Окончательное решение

Кажется, Габер, наконец, понял исходную точку того, что потом оказалось «окончательным решением» еврейского вопроса. Его решение еврейского вопроса – германизация – оказалось не окончательным и глубоко ошибочным. По всей видимости он понял смысл известного высказывания немецкого философа Иоганна Готлиба Фихте, опубликованного в 1793 году: «Дать евреям гражданские права? Я не вижу другого пути как сделать это, кроме того, что бы однажды ночью отрезать им всем головы и заменить другими без единой еврейской мысли. Как мы будем защищать себя от них? Я не вижу альтернативы, кроме завоевания для них их обетованной земли и отправки их всех туда. Если бы им даровали гражданские права, они бы растоптали других граждан». Когда Фихте писал эти слова, евреи составляли один процент населения Германии.

Фихте проложил Гитлеру интеллектуальную дорогу к расистскому антисемитизму. Евреев невозможно изменить, ассимилировать и обратить в другую веру. Единственный путь – «отрезать им головы, так как они содержат еврейские мысли».

Похожую мысль много позже высказал Рихард Вагнер в статье «Еврейство в музыке» (1850). До Фихте и Вагнера еврейская проблема считалась вопросом веры и её решение виделось в переходе евреев в христианство. Вагнер не делал различий между евреями (Мейербер и Ротшильд) и крестившимися евреями (Мендельсон и Гейне). Вагнер считал, что евреи воспитываются вне истории и вне культуры. Они не в состоянии постичь «народный дух». Поэтому они не могут быть творцами подлинного искусства, а лишь подражателями и фальсификаторами. «Евреи не дали миру ни одного истинного служителя искусства» – писал он. Он обращается к евреям: «Помните, что только это одно может быть вашим спасением от лежащего на вас проклятия, так как спасение Агасфера – в его погибели». Высокообразованный Габер безусловно читал Фихте и Вагнера, но понял их только с помощью малообразованного Гитлера.

В апреле 1933 года, после того, как нацисты уволили его со всех должностей, Габер сказал одному из своих друзей: «Я был немцем в такой мере, что только сейчас я чувствую мощь этого ощущения». Он уже говорил о своей принадлежности к немцам в прошедшем времени.

Летом 1933 года в Кембридже будущий президент Израиля, коллега Габера, доктор химии Хаим Вейцман предложил ему работать в Реховоте в институте имени Даниэля Сиффа, в будущем институте имени Вейцмана. В своё время Габер помогал Вейцману создавать этот институт. Вейцман предложил Габеру быть заведующим отделом физической химии будущего института имени Вейцмана. Габер принял это приглашение и решил уехать в страну Израиля. Он был отторгнут народом, к которому себя относил и с которым связал свою судьбу, и принят народом, среди которого родился, который отверг и на чью судьбу взирал с равнодушием и отчуждением. Взятое в долгую аренду германство спадало с его души. Безродный, безродинный патриот возвращался на Родину народа, от которого он отказался, как от неудачной сделки в расцвете сил, перед началом головокружительной карьеры и перед подъёмом на высшую ступень немецкого общества. Он вынужден был эмигрировать из Германии в единственное место, куда его принимали – в Палестину.

Габер опоздал: по дороге из Англии в Палестину на отдыхе в Базеле он умер от разрыва сердца 29 января 1934 года. Патриот Германии Фриц Габер умер в изгнании на пути к репатриации в страну Израиля.

8. Крушение патриота

Габер был патологическим немецким патриотом. Для него Германия была превыше всего. Он использовал химическое оружие не потому, что хотел убивать ради убийства, а потому, что как немец жаждал победы Германии любой ценой. Он поклонялся идолу германского национализма, отказываясь принять его опасную суть. Он был болен немецким патриотизмом, дух которого был так описан Генрихом Гейне: «Патриотизм немца заключается... в том, что его сердце сужается, что оно стягивается, как кожа на морозе, что он начинает ненавидеть всё чужеземное и уже не хочет быть ни гражданином мира, ни европейцем, а только ограниченным немцем».

Превращение Габера в «ограниченного немца», «сужение сердца», его невосприимчивость к сущности монстра германского национализма поразительны для человека его знаний и интеллекта. Мощный германский патриотизм Габера был оборотной стороной его мощного еврейского комплекса неполноценности. Его богатая, комфортабельная жизнь была изнанкой его бедного и неуютного духовного существования. Материально независимый, Габер был зависим от того, что думают о нём немцы. Он был искренним немцем и комплексующим евреем, фальшивым немцем и неподлинным евреем.

Талмуд предостерегает: «Ложь убивает троих: лжеца, того, в отношении которого лгут, и того, кто верит в ложь». Обладавший могучим интеллектом, Габер не был честным по отношению к себе. Он был всеми тремя талмудическими фигурами: лгал, лгал о себе и верил в свою ложь. Он дожил до разоблачения этой троекратной лжи.

Нацисты не признавали крещения. Для них Габер навсегда остался евреем. История Габера – это демонстрация фиаско немецких евреев в их германизации, во вживании в немецкое общество, в стремлении уравняться с немцами. В его истории, как в капле воды, отразилось крушение всей жизненной стратегии немецких евреев: они не смогли стать полноценными немцами, невзирая на их огромный вклад в развитие Германии.
Германский патриотизм Габера выше всего мыслимого и ниже всего человеческого. Страстное стремление Габера к нормализации привело его к чудовищному отклонению от нравственных норм. Любивший поэзию Гёте, Габер вполне мог сравнить себя с Фаустом, продавшим душу дьяволу.

Габер – несомненно фигура, достойная греческой трагедии. Трагедия еврея-учёного, страдающего от конфликта между его еврейскостью и его германским патриотизмом. В письме-соболезновании, которое Альберт Эйнштейн написал семье Габера, узнав о его смерти, есть такие строки: «Его трагедия – трагедия немецкого еврея, трагедия неразделённой любви к родине».

9. Творец истории

Габер несомненно был творцом истории. Его открытие в сельском хозяйстве кормило и кормит миллионы людей, возможно, способствуя демографическому взрыву. Его самое большое изобретение, синтез аммиака, принесло колоссальный вред человечеству. Без этого изобретения Германия потерпела бы поражение в Первой мировой войне. А, может быть, мировой войны не было бы вообще. Миллионы людей не погибли бы. Одна только битва под Верденом, унесшая около миллиона жизней солдат с обеих сторон в 1916 году, не состоялась бы (под Верденом погибло примерно столько же людей, сколько было умерщвлено турками армян в 1915-1917 годах).

Германия не должна была бы финансировать и внедрять в Россию Ленина, чтобы организовать там революцию и вывести эту страну из войны. Если бы тот не попал в Россию, февральская революция 1917 года не переросла бы в большевистскую. Германия не была бы доведена до полного истощения, до ужасного разорения и до страшного унижения Версальским договором после позорного и тотального поражения в войне.

Гитлер, «сидевший на пустом желудке Германии» (выражение А. Эйнштейна) не пришёл бы к власти. Катастрофа европейских евреев не произошла бы. История могла бы пойти другим путём, если бы еврей Фриц Габер не оказался таким большим германским патриотом.

Примечания

Возвратившегося в апреле 1917 года из Цюриха в Россию в немецком военном поезде Ленина Уинстон Черчилль назвал «вирусом», внесённым германским генеральным штабом, чтобы поразить Россию и вывести её из войны.

Эрих Людендорф, 1-й генерал-квартирмейстер штаба верховного главнокомандования Германии, помощник главнокомандующего фельдмаршала П. Гинденбурга, один из руководителей гитлеровского путча в Баварии в ноябре 1923 года, писал в «Воспоминаниях о войне 1914-1918 гг.»: «Наше правительство, посылая в Россию Ленина, приняло на себя тем самым большую ответственность. Это путешествие Ленина оправдывалось с военной точки зрения: нужно было, чтобы Россия была повержена».

Через 11 месяцев после приезда в Россию Ленин добился заключения сепаратного мира в Брест-Литовске между Германией и Россией, полностью выполнив планы германского генерального штаба.
Источник

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 22 фев 2010, 10:43
Бурбаки
Lilah писал(а):Я читала статью и мне все время вспоминалась наша тема "Прелести социализма".
Наверно, в это время кто-то ехал бесплатно в санаторий, отправлял ребенка в пионерлагерь, получал выходное пособие по сокращению штатов, после рождения ребенка... которого вот так же, как Бродского, потом сгноят, если он окажется достаточно талантлив...

Стихи Бродского для меня космические, когда Земля - планета.
Но населенная людьми, о чувствах которых автор тоже знает.

А где эта тема? Где её искать?

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 22 фев 2010, 16:17
Lilah
На:
http://lib.ru/BRODSKIJ/brodsky_poetry.txt

Re: Люди и судьбы

СообщениеДобавлено: 23 фев 2010, 14:00
Lilah
Фихте проложил Гитлеру интеллектуальную дорогу к расистскому антисемитизму. Евреев невозможно изменить, ассимилировать и обратить в другую веру. Единственный путь – «отрезать им головы, так как они содержат еврейские мысли».

Похожую мысль много позже высказал Рихард Вагнер в статье «Еврейство в музыке» (1850). До Фихте и Вагнера еврейская проблема считалась вопросом веры и её решение виделось в переходе евреев в христианство. Вагнер не делал различий между евреями (Мейербер и Ротшильд) и крестившимися евреями (Мендельсон и Гейне). Вагнер считал, что евреи воспитываются вне истории и вне культуры. Они не в состоянии постичь «народный дух». Поэтому они не могут быть творцами подлинного искусства, а лишь подражателями и фальсификаторами. «Евреи не дали миру ни одного истинного служителя искусства» – писал он. Он обращается к евреям: «Помните, что только это одно может быть вашим спасением от лежащего на вас проклятия, так как спасение Агасфера – в его погибели». Высокообразованный Габер безусловно читал Фихте и Вагнера, но понял их только с помощью малообразованного Гитлера.
Ужас, ужас и кошмар!!!
по дороге из Англии в Палестину на отдыхе в Базеле он умер от разрыва сердца 29 января 1934 года. Патриот Германии Фриц Габер умер в изгнании на пути к репатриации в страну Израиля.
И нисколько не жалко.
Талмуд предостерегает: «Ложь убивает троих: лжеца, того, в отношении которого лгут, и того, кто верит в ложь». Обладавший могучим интеллектом, Габер не был честным по отношению к себе. Он был всеми тремя талмудическими фигурами: лгал, лгал о себе и верил в свою ложь. Он дожил до разоблачения этой троекратной лжи.
Вот бы Мухомор поделился своим мнением насчет интеллекта и веры...
Прямо на этом конкретном примере.
История могла бы пойти другим путём, если бы еврей Фриц Габер не оказался таким большим германским патриотом.
Вот это - об ответственности человека за свою мораль или аморальность. А ведь он считал, что он прав!